О. Гиоргиос Леккос
Этнофилетическая идеология XIX и начала XX веков привела к тому, что на православном Востоке сформировались независимые национальные государства в политической сфере и соответствующие им автокефальные национальные церкви в церковной сфере. В то время как национальные государства в соответствии с международным правом сохраняют право поддерживать и защищать своих граждан по всему миру, автокефальные национальные церкви со временем — особенно после падения коммунистического режима — аналогичным образом утвердили глобальную церковную юрисдикцию над своими этнически определёнными паствами, независимо от географического положения. Такая позиция прямо противоречит каноническим основам церковной организации и управления, установленным Вселенскими соборами первого тысячелетия (см. Зизиулас, «Православная Церковь», II, б 4).
Эта неканоническая практика особенно заметна в православной диаспоре, где в одних и тех же географических регионах были созданы параллельные церковные общины, организованные по этническому признаку, каждая из которых возглавлялась своим этнически связанным с ней епископом. Такое устройство противоречит фундаментальному православному экклезиологическому принципу, согласно которому в каждом месте должна быть одна евхаристическая община под руководством одного епископа (как указано в 8-м каноне Первого Вселенского собора, 8-м каноне Третьего Вселенского собора и 12-м каноне Четвертого Вселенского собора). Такие практики, которые Мейендорф охарактеризовал как «экклезиологическую ересь» (стр. 24), усилили напряжённость в отношениях между конкурирующими православными национальными церквями, каждая из которых стремится расширить своё глобальное влияние под предлогом удовлетворения литургических потребностей своих диаспорных общин. Такой подход, представляющий собой подчинение третьему искушению Христа, подрывает церковное единство и создаёт серьёзный риск углубления разногласий, потенциально ведущих к крупному расколу, который угрожает самой сути Церкви Христовой (см. Папатомас, La Res. oppositionnelle, раздел C). Вполне возможно, что такое пренебрежение «духовными законами» может привести к глобальным конфликтам, в том числе к ядерной войне.
Особенно удручает тот факт, что в то время как паства Римско-католической церкви всё больше склоняется к протестантизму, национальные православные церкви, заявляя о своей глобальной юрисдикции над этническими диаспорами, непреднамеренно внедряют в православие структуры, подобные папским. Это проявляется в признании параллельных церковных юрисдикций в пределах одной и той же местности, что требует наличия епископов, которые в первую очередь подчиняются своим материнским церквям, а не единой поместной церкви под руководством одного епископа.
Епископские собрания, созданные по образцу Римско-католических конференций и протестантских европейских федераций, в настоящее время призваны удовлетворять насущную потребность в сотрудничестве между пересекающимися православными юрисдикциями в диаспоре. Однако, не обладая ни соборностью, ни канонической легитимностью, они представляют собой, как метко отмечает митрополит Перистерийский Григорий, отклонение от соборной структуры Православной Церкви (Папатомас, «Диаспора», стр. 18). Вместо того чтобы экспортировать каноническую структуру православия на Запад, эти собрания перенимают неканонические экклезиологические практики Запада.
Этнофилетические православные общины диаспоры, которые процветали в XX веке в особых исторических и культурных условиях, несомненно, позволили членам автокефальных национальных православных церквей сохранить свою веру за рубежом, часто основанную на ностальгии по традициям родины. Однако это сохранение произошло в ущерб экклезиологическому единству, которое в принципе требует наличия одной поместной церкви под управлением одного епископа (Шмеман, стр. 46). Как метко заметил Мейендорф, православные христиане в диаспоре лишены «видимого единства», необходимого для эффективного выполнения своего миссионерского призвания во всё более дехристианизирующемся западном обществе. Без этого единства православие не может в полной мере проявлять новую жизнь в Святом Духе, дарованную Христом (Мейендорф, стр. 28–29). По этой причине, чтобы выполнить свою историческую миссионерскую роль, православие должно в срочном порядке перейти от разрозненных этнических анклавов к объединённым многонациональным местным православным церквям в диаспоре.
Чтобы восстановить каноническую нормальность, необходимо, как подчёркивает митрополит Перистерийский Григорий, провести различие между «этнической диаспорой», которая остаётся замкнутой и ориентированной на себя, и «церковной диаспорой», которая должна быть ориентированной на других и инклюзивной, принимать чужаков (Папатамас, «Диаспора», стр. 16, 19–20). Для возвращения к каноническому порядку необходима литургическая жизнь, осуществляемая исключительно на местном языке, в рамках единой поместной церкви в каждом географическом регионе, управляемой одним епископом и синодом под председательством Вселенского патриарха. Эта структура будет действовать как временная организация под юрисдикцией Вселенского патриархата на территории Римского патриархата до восстановления полного общения между Римско-католической и Православной церквями (см. Папатомас, «Диаспора», стр. 18–19; Пневматикакис, стр. 9).
Какого рода проникновение в местные сообщества могут обеспечить приходы или, что ещё сложнее, митрополии в диаспоре, особенно если они почти исключительно используют национальный язык материнской церкви, а не местный язык? Как такой подход согласуется с энцикликой Святого и Великого Собора Православной Церкви об «укреплении местной идентичности»? (§ 15, см. Керамидас, стр. 38). Однако следует сразу признать, что для эффективного православного свидетельства в диаспоре необходимо исключительно использовать местный язык в литургических целях. Если человек должен использовать местный язык для работы, повседневной жизни и даже отдыха за границей, то почему это не должно в равной степени относиться и к коллективному общественному богослужению?
Соперничество между национальными православными церквями за глобальную юрисдикцию в диаспоре во многом обусловлено понятным желанием верующих поклоняться Богу на своём родном языке. На мой взгляд, любые усилия по восстановлению видимого единства Православной церкви в диаспоре и за её пределами должны начинаться с решения языкового вопроса.
Христианство распространилось по всему миру в то время, когда греческий язык был международным языком общения. Современная потребность в повторной евангелизации некогда христианского мира, который теперь либо полностью дехристианизирован, либо, в лучшем случае, стремительно протестантизируется, в сочетании с задачей евангелизации народов, которым ещё только предстоит встретиться со Христом (см. Послание Священного и Великого Собора Православной Церкви, §§ 2 и 7), требует принятия прогрессивных инициатив и общеправославного консенсуса. Это должно включать в себя изучение и использование общего языка для всех православных народов мира, который преподаётся наряду с национальным языком с первых лет жизни.
Эта инициатива могла бы начаться с общего православного языка богослужения и общения, в первую очередь между православными народами и церквями Балкан, поскольку решение этой проблемы должно исходить из того места, где она впервые возникла. Сотрудничество между каждой национальной автокефальной православной церковью и сочувствующими местными политическими и партийными формированиями могло бы способствовать продвижению этой идеи на национальном уровне. Такие организации, как Межпарламентская ассамблея православия, могли бы поддержать эту инициативу на международном уровне, а со временем Всемирный совет церквей мог бы принять её в качестве глобального лингва-франка для всех христиан.
Лично я очень хотел бы, чтобы греческий — язык Евангелий — стал православным лингва-франка, поскольку его повсеместное изучение обеспечило бы значительной части населения планеты прямой доступ к текстам, не имеющим аналогов по духовной ценности. Однако я был бы готов принять любой язык, принятый в качестве православного лингва-франка, рассматривая его как божественный дар, поскольку я считаю, что наличие общего языка бесконечно предпочтительнее его полного отсутствия.
Единственным приемлемым исключением из использования местного языка в литургических целях должно стать принятие общего православного лингва-франка, если и когда такой язык будет согласован на общеправославном консенсусе. Общий православный язык, служащий единственной альтернативой местному языку, укрепил бы связи между православными христианами как на местном, так и на глобальном уровне. Он стал бы видимым символом единства в вере и постепенно способствовал бы систематическому переводу на этот язык богатых литературных сокровищ различных национальных церковных традиций, делая их доступными для всех.
Диаспора должна и может служить пилотной моделью для автокефальных национальных православных церквей. Эти церкви могут однажды предоставить не только приходы, использующие местный язык, но и приходы, использующие общепринятый православный лингва-франка, если такой язык будет создан. Диаспора как многонациональное пространство представляет собой идеальные условия для восстановления православной экклезиологии в соответствии с видением Христа о Церкви, изложенным в Его архиерейской молитве. Таким образом, она могла бы стать образцом для автокефальных национальных православных церквей, стремящихся предпринять значимые шаги для восстановления донационального видения Церкви Христом (см. Максимос, митрополит Сардийский, стр. 332).
Если создание местных дочерних церквей в диаспоре может значительно ослабить конкуренцию между автокефальными национальными православными церквями, то принятие православного лингва-франка станет решающим шагом на пути к укреплению видимого единства всех православных христиан.
Позвольте мне завершить эти размышления недавним личным свидетельством. Несколько дней назад ко мне обратилась неизвестная мне ранее мусульманка, которая увидела глубокий сон и захотела поделиться им с православным священником. Она неожиданно появилась за приходским столом, который мы устраиваем после воскресной Божественной литургии, ее голова была скромно покрыта традиционным светло-голубым шарфом, а круглое и безмятежное лицо напоминало образ Девы Марии. Она рассказала свой сон: небеса разверзлись, и все вокруг было залито сияющим белым светом. В этом божественном свете появилась великолепная православная церковь с множеством куполов, и она отчётливо услышала слова: «Следуй за этим».
На каком языке, если не на местном, мы можем приветствовать этих людей, которых Христос призывает всеми возможными способами и из всех мест?
Библиография:
КЕРАМИДАС Димитриос, Священный и Великий Синод и православная диаспора. Ἐθνικοὶ πειρασμοὶ καὶ ἱεραποστολικὲς προκλήσεις [Священный и Великий Собор и православная диаспора: национальные искушения и миссионерские вызовы], Theologia, том 91, выпуск 4, 2020, стр. 35–61.
Максим, митрополит САРДИЙСКИЙ, Τὸ Οίκουμενικὸν Πατριαρχεῖον ἐν τῇ Ἐκκλησίᾳ Ὀρθοδόξῳ [Вселенский Патриархат в Православной Церкви], Салоники, Патриаршего Института изучения святоотеческой, 1972.
Мейендорф Жан, «Один епископ в одном городе», «Контакты», 37, 1962, стр. 23–33.
ПАПАТОМА Григоре (митрополит Перистери), «Церковная диаспора» — национальная диаспора и «Ассамблеи православных епископов» в Европе (Academia.edu).
ПАПАТОМА Григориос, Оппозиционные отношения между местной церковью и церковной «диаспорой» (eoc.ee/fr/droit-canon-2).
ПНЕВМАТИКАКИС Василис, «Территориальность православной церкви во Франции между юридическим эксклюзивизмом и местной католической церковью», «Записные книжки географов», № 6, сентябрь 2013 г., рубрика «Записные книжки исследований» (Academia.edu).
Шмеман Александр, «Церковь и церковная организация», Le Messager orthodoxe, № 146, 2008/I, стр. 39-69.
ЗИЗИУЛАС Иоанн (митрополит Пергамский), «Православная церковь и третье тысячелетие» (http://theology.balamand.edu.lb/index.php/local-events/738-zizioulaslecture).
ИСТОЧНИК: ΤΟ ΚΟΙΝΟΝ ΤΩΝ ΩΡΑΙΩΝ ΤΕΧΝΩΝ, ДЕКАБРЬ 2024, ТОМ 22 (НА ГРЕЧЕСКОМ ЯЗЫКЕ).
Автор- Протоиерей доктор Георгиос Леккас из Священной Православной Митрополии Бельгии