Одесса рубежа 19 -20 веков породила неимоверное количество неординарных личностей, вошедших в историю. От поэтов до банкиров, включая аферистов и бандитов, в том числе и советских деятелей. Думается, простое перечисление имен займет пару-другую страниц. Но среди них, как ни обидно остальным, особое место занимает «советский» (вернее «еврейский Лоуренс» не в обиду, а бубале айрен. Яков Блюмкин – фигура незаурядная даже для Одессы.
Родился Яков 12 марта (по старому стилю) 1900 года в Одессе. Отец, Гирш Самойлович Блюмкин (1865, Сосница Черниговской области — 1906, Одесса), был приказчиком в бакалейной лавке, мать, Хая-Ливша Лейбовна Блюмкина (1867, Овруч, Житомирской области), была, как большинство еврейских женщин, домохозяйкой. До переезда в Одессу родители жили в Киеве, где родились их старшие дети. Детство и юность провел в Одессе. Окончил 5-классное еврейское духовное училище (1-ю Одесскую Талмуд-тору). С 1913 года обучался в электротехнической мастерской, затем поступил в Одесское техническое училище инженера Линдерна.
С 1912 года участвовал в ученических эсеровских кружках, был связан с группой анархистов-коммунистов. В Партии социалистов-революционеров (ПСР) состоял с 1914 года. Друг Якова с шестнадцати лет, поэт Петр Зайцев впоследствии писал, что Блюмкин сначала «никакого участия в политической борьбе не принимал», всегда был «не чистым на руку… принимал участие в Одессе в самых грязных историях», включая торговлю фальшивыми отсрочками от службы в армии. С 1916 года работал электротехником на производстве. работал электромонтёром, в трамвайном депо, в театре, на консервной фабрике братьев Аврич и Израильсона. Брат Лев был анархистом, а сестра Роза социал-демкраткой. Старшие братья Якова — Исай и Лев были журналистами одесских газет (первый работал в «Южной мысли», второй — и постоянным сотрудником «Одесского обозрения»). У него были также братья Миня (1894, Одесса), Арон (1896, Одесса) и Иосиф (1897, Одесса), о которых дальнейших упоминаний нет. В 1917 году стал агитатором в Одесском Совете рабочих депутатов, проживая при этом в Харькове, ездил в качестве партийного агитатора в августе-октябре в Поволжье и Чувашию. При расколе партии СР примкнул к левым эсерам.
Участвовал в отрядах еврейской самообороны против погромов в Одессе. В ноябре 1917 года Блюмкин примкнул к отряду матросов, участвовал в боях с частями украинской Центральной Рады. В январе 1918-го года Блюмкин вместе с Мишкой «Япончиком» принял самое активное участие в создании в Одессе Первого Добровольческого железного отряда из люмпен-пролетариата и матросского пулеметного отряда. Отряд этот сыграл главную роль в известной «одесской революции», и вот тут-то наш Яков сошелся не только с Япончиком, но и многими лидерами эсеров-максималистов: Б. Черкуновым, П.Зайцевым, анархистом Ю. Дубманом. Интересно, что Черкунов в это время был ни кем иным, как комиссаром у того самого матроса Железнякова, а поэт Петр Зайцев сделался начальником штаба у одесского диктатора Михаила Муравьева, в доверие которого Яша втерся достаточно быстро. Скромно умалчивая о своей особе, Блюмкин писал, что его друзья увезли с собой «много миллионов из Одессы».
Отметим, что и сам Блюмкин постоянно крутился рядом с крупными, но теневыми денежными потоками, то есть правильно понимал, что убеждения – убеждениями, а деньги – деньгами, и «чисто случайно» принял активное участие в экспроприацмм ценностей Государственного Банка. Были слухи, что часть экспроприированного он присвоил себе. Поступив бойцом в «1-й Одесский железный отряд», входивший в 3-ю Революционную армию, вскоре был выбран командиром отряда, затем помощником начальника штаба армии и начальником информационного (разведывательного) отдела. При оставлении Одессы отступал с Украинской 3-я Революционной Красной армией в противоположную от Одессы и моря сторону на Донбасс по маршруту Феодосия – Лозовая – Барвенково – Славянск.
В этом самом Славянске в апреле 1918 года произошла довольно тёмная история. По самой распространённой версии, командование 3-й армии во главе с Лазаревым и Блюмкиным “экспроприировало” из отделения Государственного банка в Славянске четыре миллиона рублей – огромные средства по тем временам. Решающая роль в этом деле приписывается как раз Блюмкину. Дальше Блюмкин вроде бы предложил десять тысяч Лазареву в виде взятки, столько же хотел оставить себе, а остальное передать в кассу партии левых эсеров. Однако о проделках Блюмкина узнали, и он, под угрозой ареста, вернул три с половиной миллиона рублей. Остальные же 500 тысяч исчезли, считается, что Блюмкин увёз их с собой в Москву после разгрома 3-й армии немцами.
В те же годы в Одессе Блюмкин знакомится с поэтом А. Эрдманом, членом «Союза защиты родины и свободы» и по совместительству английским шпионом.
Уже в апреле 1918 года Эрдман под видом лидера литовских анархистов Бирзе ставит под свой контроль часть вооружённых анархистских отрядов Москвы, одновременно работает и для ЧК, и собирает для английского посла информацию о немецком влиянии в России. Вероятно, именно Эрдман помог Блюмкину устроить свою дальнейшую карьеру в ЧК после приезда того в Москву в мае 1918 года.
В Москве Блюмкин сразу же попытался попасть в канцелярию российской делегации, которая собиралась на Украину для проведения мирных переговоров с правительством Скоропадского, которые должны были начаться 22 мая 1918-го. Знавший Блюмкина по Одессе левый эсер Петр Зайцев договорился об этом с входившим в делегацию Хрисианом Раковским , но позже, узнав о планах однопартийца убить гетмана Скоропадского, сделал всё, чтобы тот в Киев не попал. После этого, по решению ЦК партии левых эсеров его направили на работу в ВЧК, где он организовал и возглавил отдел по борьбе с международным шпионажем.
Интересно, что в рекомендации ЦК левых эсеров, по которой он и попал в ЧК, его назвали «специалистом по раскрытию заговоров». Сам Блюмкин ни про один такой раскрытый заговор не упоминает. Наверное, если бы он хапнул не 500 тысяч, а все 4 миллиона, то сел бы и в кресло самого Дзержинского. А что? Почему нет? В революцию все возможно. Между тем уже к лету 1918 года партия левых эсеров численно увеличилась до 100 тысяч человек. И эта сила, имея перед глазами опыт большевиков, яростно рвалась к власти. Ее поддерживало многочисленное крестьянство, а уж тактику террора именно эсеры разработали до тонкости. Наконец на их стороне была и слава «честных революционеров». Многие верили, что именно эсеры могут выправить «перекосы Октября» и реальным образом смягчить «революционную диктатуру» зарвавшихся большевиков. Это было очень важное обстоятельство, на которое в это же время наслоилось другое.
Другим обстоятельством стал приезд в Москву в апреле 1918 года дипломатического представителя Германии в России графа Вильгельма фон Мирбаха, наделенного к тому же еще и особыми полномочиями. Задача у Мирбаха была очень сложная: удержать Советскую Россию от расторжения Брестского мира. Германии требовалось получить 1 млн. военнопленных солдат из лагерей в Сибири для пополнения армии на Западном фронте, затем требовался Черноморский флот, хлеб, сало, кожи с Украины, а также сталь, прокат, уголь, лес, лен, пенка – да всего, что на дармовщинку выкачивала кайзеровская Германия из Советской России, и не упомнишь. Его заслуженно считали мастером политической интриги, поскольку Мирбах умудрялся поддерживать связи даже с явными противниками Брестского мира. И… на словах они его ругали, а на деле… как Германия все, что ей требовалось, получала, так и продолжала получать. Проблемой стали пленные немцы, австрийцы и венгры, заблокированные, на счастье Антанты, восставшими чехословаками в Сибири.
Каким образом Блюмкин вышел на немецкого посла, точно неизвестно, хотя, возможно, через его родственника – пленного офицера австрийской армии Роберта фон Мирбаха, с апреля 1918 года проживавшего в одной из московских гостиниц после своего освобождения из плена. Там же жила и шведская актриса М. Ландстрем, неожиданно затем покончившая жизнь самоубийством. В такого рода делах никаких случайностей обычно не бывает…
Блюмкин завербовал бывшего офицера в качестве осведомителя и одновременно через него вел переговоры с графом. Тема переговоров оставалась для всех, кроме участников, тайной. Но при этом присуствовали какие то денежные суммы. Причем их давал, конечно, Мирбах и, конечно, Блюмкину. На что они шли и кому? Скорее всего, ими «подмазывались» слишком уж радикальные противники Брестского мира. Но те, которые берут деньги у чужих, всегда должны опасаться своих. Можно себе представить, если бы о получении взяток эсерами от немцев узнал Ленин? Мол, на словах вы все «против», а в карман кладете?! Это был бы такой скандал, что его последствия ударили бы по всей партии левых эсеров! И неудивительно, что с июня 1918 года Блюмкин и все тот же приснопамятный Муравьев начинают убеждать ЦК левых эсеров, что убить Мирбаха и тем самым спровоцировать начало «революционно-освободительной войны с германским империализмом», а уж заодно отстранить от власти и прямых пособников «похабного» Брестского мира, то есть Ленина и его сторонников!
Уже 24 июня 1918 года ЦИК партии левых эсеров решил, что время настало. Что с ратификацией Брестского мира большевистским правительством мириться нельзя, а следует прибегнуть к тактике террора против «видных представителей германского империализма». Затем именно Блюмкин вызывался убить посла Мирбаха и разработал его план, утвержденный эсеровским ЦК, а само покушение назначили на 5 июля 1918 года. Но под предлогом неготовности бомб Яков перенес его на один день, когда началось восстание левых эсеров. На бланке ЧК напечатали официальную бумагу, что, мол, товарищ Блюмкин направляется для переговоров с послом Германии «по делу, имеющему непосредственное отношение к самому германскому послу». Подпись Дзержинского на документе подделал левый эсер П. Прошьян, а В. Александрович, занимавший должность заместителя Дзержинского, «приложил» печать к мандату и приказал выдать Блюмкину машину из гаража ЧК.
Две бомбы (интересно, какого типа они были?) и два револьвера Блюмкин получил на квартире Прошьяна. В помощники с ним пошел Николай Андреев, известный тому опять-таки еще по Одессе, и тоже оказавшийся в Москве, и еще черноморский матрос тоже из ЧК. В 14.30 6 июля 1918 года Блюмкин и Андреев вооружившись револьверами и бомбами, оставив матроса и шофера в авто у ворот посольства, вошли в его здание и потребовали аудиенции с послом. Поскольку посол в это время обедал, гостям предложили подождать. К ним вышли советник посольства граф Бассевитц и старший советник Рицлер, но представители ЧК продолжали настаивать на личной встрече с графом Мирбахом. В итоге Мирбах к ним все-таки вышел.
После двадцатиминутного бессодержательного разговора, когда посол встал и собрался откланяться Блюмкин полез в портфель, чтобы достать нужные документы, но из портфеля он выхватил револьвер и выстрелил сначала в Мирбаха, а затем в сопровождавших его в это время двух служащих. Но Андреев заметил, что Мирбах только ранен, а не убит. Он бросил послу под ноги портфель с бомбами, но они не взорвались, а просто выкатились на пол. Тогда он поднял одну из бомб и с силой швырнул ее в сторону жертвы. Взрыв последовал оглушительный. В зале вылетели стекла. . Мирбах, изрешеченный осколками, умер через несколько минут.
Блюмкин и Андреев выпрыгнули в окно, но поскольку прыгать пришлось со второго этажа, Блюмкин подвернул ногу. Охрана посольства принялась стрелять и, тем не менее, оба террориста успели перелезть через ограду, при этом Блюмкин повис штанами на железной ограде. Андреев снял Блюмкина с решётки, все участники теракта смогли сесть в автомобиль и скрылись в ближайшем переулке. Примечательно, что все они, кроме Блюмкина вскоре пропали. Или сами скрылись или при помощи…
Так или иначе информация об их судьбе нигде более не появлялась. Теракт в итоге привёл совсем к другому результату, чем рассчитывали левые эсеры. Убийство Мирбаха, направленное против большевиков, лишь поспособствовало укреплению их власти, Брестский мир в тот момент не был расторгнут, а вот левых эсеров Ленин объявил вне закона. Очень скоро те оказались разгромлены – и власть всецело перешла в руки большевиков.
Историки до сих пор спорят, произошёл ли на самом деле мятеж левых эсеров в июле 1918-го, или это была грамотно спланированная большевиками провокация. В пользу второй версии свидетельствует судьба Якова Блюмкина. Заочно он был приговорён Ревтрибуналом при ВЦИК к трёхлетнему тюремному заключению. Но 9 июля 1918 года ему удалось совершить побег из усиленно охранявшейся больницы, как он вспоминает, при помощи “внепартийных друзей”. Под именем Григория Вишневского появляется в Рыбинске и Кимрах работником комиссариата земледелия!
Лето 1918 года Блюмкин провёл в Питере, где служил в местном ЧК под именем Константина Владимирова. А с сентября 1918 года Блюмкина решили “использовать” на Украине.
Без ведома руководства левых эсеров он пробирается в Москву, а оттуда в Белгород – на границу с Украиной. В ноябре 1918 года, в момент восстания Петлюры против украинского гетмана Павла Скоропадского и австро-немецких оккупантов, Блюмкин находит своих партийных товарищей в Киеве и с азартом включается в подпольную работу. Он участвует в подготовке убийства гетмана Павла Скоропадского, досадуя на то, что опоздал с покушением на фельдмаршала немецких оккупационных войск в Украине Эйхгорна (эсеры убили его 30 июля 1918-го). Теракт против Скоропадского был намечен на 26 ноября 1918 года, когда гетман должен был принять участие в похоронах офицеров-гетманцев, погибших в боях с петлюровцами. Но из-за неисправности бомб покушение было сорвано.
В декабре 1918 — марте 1919 годов Блюмкин был секретарём Киевского подпольного горкома ПЛСР. В период властвования Директории, Блюмкин успевает появиться на Подолье, где участвует в организации повстанческих формирований, мелькая среди заговорщиков, подрывавших устои УНР.
В марте 1919-го под Кременчугом он попал в плен к петлюровцам. Его жестоко пытают, выбивают все передние зубы, бесчувственного и голого бросают на рельсы. Он очнулся до прихода поезда, дополз до железнодорожной будки, сердобольный стрелочник погрузил полутруп в дрезину и отвез помирать в богадельню – но Блюмкин выжил.
В апреле 1919 года он внезапно является к своим бывшим коллегам, в Чрезвычайную комиссию в Киеве, и отдает себя в руки “советского правосудия”. На следствии он не отказывался от своего преступления, а возводил его в ранг героического действа. Особая следственная комиссия, вначале приговаривает Блюмкина к расстрелу, но, во многом благодаря наркомвоенмору Льву Троцкому, по согласованию с Президиумом ВЦИК и с одобрения председателя ВЧК Ф, Дзержинского, заменила Блюмкину смертную казнь на «искупление вины в боях по защите революции». Способствовало принятию этого решения и то, что он выдал многих своих прежних товарищей, за что был приговорён левыми эсерами к смерти. Боевики из УПЛСР организовали в Киеве три покушения на Блюмкина, в результате одного из них он был ранен выстрелом в голову.
После лечения, в Москве Блюмкин предстал перед межпартийным судом (участвовали представители анархистов-коммунистов, революционеров-коммунистов и боротьбистов), не вынесшим четкого решения в отношении подозрений на его счет. 9 июля решением Оргбюро ЦК РКП(б) направлен в распоряжение Политического управления Рабоче-Крестьянской Красной Армии (ПУР РККА). В сентябре 1919 года он становится уполномоченным по борьбе со шпионажем Особого отдела 13-й армии, действовавшей на донецком направлении, и инструктором по разведывательно-террористической деятельности в тылу деникинских войск.
На этом посту он готовил террористический акт против генерала Деникина, который также остался на стадии организации. В марте 1920 года Блюмкин возвращается в Москву, и на долгое время забывает про Украину. Его зачисляют слушателем Академии Генерального штаба на факультет Востока. Но в мае 1920 года Блюмкин появляется в составе особого отдела Волжско-Каспийской Флотилии, которая под командованием Ф, Раскольникова и С. Орджоникидзе направляется в Энзели (Персия), с целью возвращения российских кораблей, которые увели туда эвакуировавшиеся из российских портов белогвардейцы. В результате боев белогвардейцы и занимавшие Энзели англичане отступили. Воспользовавшись этой ситуацией, в начале июня вооружённые отряды революционного движения дженгалийцев под командованием Кучек-хана захватывают город Решт и провозглашают Гилянскую Советскую Республику.
В июне 1920 года Блюмкина под псевдонимом «Якуб-заде Султанов» направляют в Персию, где он 30 июля активно участвует в перевороте в Реште, а позже – в свержении Кучек-хана, обвинив того в контрреволюции. Блюмкин поддерживает тайные связи с шахским правительством и англичанами, способствует приходу к власти хана Эхсануллы, которого поддержали местные «левые» и коммунисты. После переворота Блюмкин стал военным комиссаром штаба Гилянской Красной армии и членом Центрального комитета Компартии Персии. После переворота Блюмкин участвовал в создании на базе социал-демократической партии Иранской компартии, более того именно Блюмкин (как Якуб-заде) представлял Персию на Первом съезде угнетённых народов Востока, созванном большевиками в Баку в начале сентября 1920 года.
В Персии Блюмкин, в частности, знакомится с Я Серебрянским содействует устройству
его сотрудником Особого отдела Иранской Красной Армии (что важнее – сотрудником ОГПУ, также вошедшим в историю советской разведки),
Примерно в октябре 1920 года Блюмкин покинул Персию из-за провала своей миссии.
Кстати версия (непонятно кем и когда запущенная), что якобы осенью 1921 года Блюмкин занимается расследованием хищений в Гохране и в октябре 1921 года он под псевдонимом Исаев (взят им по имени деда) ездил в Ревель (Таллин) под видом ювелира и выявил заграничные связи работников Гохрана, как и производная версия, что именно этот эпизод в деятельности Блюмкина был положен Ю. Семеновым в основу сюжета книги «Бриллианты для диктатуры пролетариата», не имеют документального подтверждения.
Напротив, 28 марта 1921 года по личной рекомендации Дзержинского решением Оргбюро ЦК Блюмкин принят в РКП(б), летом 1921 года на короткое время возглавил штаб 79-й стрелковой бригады, входившей в 27-ю Омскую дивизию — несмотря на название, она базировалась в Саратове и отвечала за «ликвидацию бандитизма» в Поволжье. В конце августа 1921 года Блюмкина назначают начальником штаба 61-й бригады 21-й Пермской дивизии, также занимающейся «ликвидацией бандитизма» в Южной Сибири (штаб бригады располагался в Барнауле). В октябре он вернулся в Москву и продолжил обучение в Академии. Во время учебы на восточном отделении Академии Генерального штаба РККА Блюмкин к знанию иврита добавил знание турецкого, арабского, китайского и монгольского языков, получил обширные военные, экономические и политические знания.
По поручению ЦК РКП(б) вторично выехал в Иран, став одним из организаторов прокоммунистического переворота в Гиляне. 14 августа приказом РВС Персидской Красной Армии назначен военкомом Главного штаба. Осенью 1921 направлен в Сибирь в должности командира 61-й бригады 21-й Пермской дивизии, действовавшей против войск Р. Ф. Унгерна.
В 1922 году откомандирован в секретариат Наркомата по военным и морским делам, состоял при наркоме по военным и морским делам (Л. Д. Троцком) помощником по особым поручениям и официальный адъютантом; одновременно он в секретариате Л. Троцкого занимал должность начальника личной охраны, выполнял особые поручения.
Блюмкин, который, кстати, был вхож в московскую и питерскую богему, и хорошо знал Маяковского, Есенина, Мандельштама и др., сам неплохо писал. Он подготовил издание трудов Троцкого, редактировал первый том программной книги Троцкого «Как вооружалась революция» (издание 1923 г.), писал фельетоны в “Правду” с его восхвалением, стал одним из первых авторов возрожденного в апреле 1923 года Михаилом Кольцовым «Огонька».
В 1923 году приглашен Ф. Э. Дзержинским на работу в Иностранный отдел Объединенного государственного управления (ИНО ОГПУ) и послан резидентом в Палестину. Детали его первого задания неизвестны, кроме крайне лаконичной характеристики — «выполнение высокоответственного боевого предприятия». Но замечательно, что в качестве заместителя с ним едет Я. Серебрянский. . В декабре 1923 года они выезжают в Яффо, получив задание сбора информации о планах Англии и Франции на Ближнем Востоке. В июне 1924 г. Блюмкин был отозван в Москву, и резидентом остался Серебрянский.
Одновременно Блюмкина вводят для конспиративной работы в Коминтерн.
В 1924 году работал в Закавказье политическим представителем ОГПУ и членом коллегии Закавказской ГПУ под фамилией Исаков, одновременно он являлся помощником командующего войсками ОГПУ в Закавказье и уполномоченным Наркомвнешторга по борьбе с контрабандой. Блюмкин участвовал в подавлении антисоветского восстания в Грузии, а также командовал штурмом города Баграм-Тепе, захваченного персидскими войсками. Участвовал в пограничных комиссиях по урегулированию спорных вопросов между СССР, Турцией и Персией.
В 1925 году направлен Оргбюро ЦК ВКП(б) на работу в Наркомат торговли, где сменил ряд должностей (начальник Отдела организации торговли, помощник начальника Экономического управления и др.). С тех пор и до конца жизни работа Якова Блюмкина была связана с Востоком. Он открыл первую советскую резидентуру в Палестине, в городе Яффо, под видом прачечной – которая, кстати, была прибыльной. Позже он участвует в пограничных комиссиях по урегулированию спорных вопросов между СССР, Турцией, Ираном, тайно выезжает в Афганистан, где пытается найти связь с мистической сектой исмаилитов, которых большевики надеялись использовать в борьбе против англичан. Пробравшись в Индию, Блюмкин изучает расположение английских колониальных войск и добирается до Цейлона.
В 1924 году Блюмкин первый раз попытался проникнуть в мир оккультизма (довольно популярный в те годы). Познакомившись с известным А. В. Барченко по поручению Дзержинского Блюмкин вышел на Г. Бокия. Дзержинский на тот момент возглавлял Высший совет народного хозяйства страны. Ознакомившись с запиской Барченко, он передал ее в особый спецотдел ОГПУ, который занимался охраной государственных тайн, радиотехнической разведкой, пеленгацией и криптографией. Возглавлял отдел, в котором работало около 100 человек, недоучившийся горный инженер, чекист-масон Глеб Иванович Бокий (инициатор первых концентрационных лагерей в России, расстрелян в 1937 году). Большинство из работников отдела были в бывшем сотрудниками Департамента полиции Российской империи. Бокий также увлекался оккультизмом, поэтому элитарное подразделение советских спецслужб также интересовалось «зазеркальем» — от НЛО до снежного человека. Именно он и предложил Бокию заняться установлением контакта с Шамбалой, «чтобы вывести человечество из кровавого безумия, той ожесточенной борьбы, в которой оно безнадежно тонет». Было решено начать отбор людей, достигших нравственного совершенства, для этого контакта. А заниматься этим должна «тайная мистическая организация «Единое Трудовое Братство». Добро от Бокия на организацию братства было получено. Он сам и еще несколько чекистов вступили в него. Началась подготовка к поиску Шамбалы.
Предполагалось, что переодетые под паломников чекисты доберутся через горные кряжи афганского Гиндукуша в один из каньонов Гималаев, где якобы и находится таинственная Шамбала. Возглавлять экспедицию поручили Барченко. Комиссаром при нем стал Владимиров (Блюмкин). Базой для подготовки экспедиции стала одна из дач спецотдела в подмосковном поселке Верея. Здесь участники мероприятия изучали английский язык, язык урду и осваивали верховую езду. Все держалось в строжайшей тайне, так как могло оказаться под угрозой срыва.
Именно из-за секретности экспедиции Блюмкина перевели в аппарат Наркомата торговли. В торговом ведомстве он сменил 12 должностей. Дзержинский выделил на это мероприятие 100 тысяч рублей золотом. Но все сорвалось. О подготовке экспедиции узнал начальник иностранного отдела (ИНО) ОГПУ Меер Абрамович Трилиссер (расстрелян в 1940 году). Он доложил о проекте наркому внутренних дел Генриху Григорьевичу Ягоде (расстрелян в 1938 году), и тот после консультации с наркомом иностранных дел Георгием Васильевичем Чичериным проект закрыл. Экспедицию вернули с полдороги.
Но на этом история, как и участие в ней Блюмкина, не закончились. Рерих, кстати, запечатлел Блюмкина на своей картине “Весть Шамбалы”. В конце 1926-го Блюмкин оказывается уже в Монголии, где курирует местную спецслужбу – Управление внутренней охраны, одновременно являясь резидентом разведки на Тибете, во Внутренней Монголии и северных районах Китая. С его именем связывают убийство инструктора Государственной военной охраны МНР Петра Щетинкина . Но это лишь база для проникновения в соседние страны. Не успев толком обжиться в Улан-Баторе, он отправляется в Китай, преодолевает полный опасностей почти 1000-километровый путь по пустыне Гоби, становится советником мятежного генерала Фэн Юйсяна, нового друга СССР, участвует в боях, создает резидентуры в китайских провинциях и Тибете, тогда ещё отдельной стране. Повторно присоединяется к Рериху выдавая себя за… буддийского ламу. То есть Рериху он именно так и представился, но потом заговорил по-русски, и тот записал в своем дневнике: «… наш лама… даже знает многих наших друзей». Хотя Рерих уже знал его под псевдонимом «Владимиров», а может быть знал о нем и много чего еще.
Нет ничего удивительного в том, что к Рериху ОГПУ «приставило своего человека». В этом плане он был идеальным прикрытием, так как все знали, что в годы Гражданской войны он вошел в число руководителей «Скандинавского Общества помощи Российскому воину», финансировавшего… войска генерала Н.Н. Юденича, а после разгрома последнего стал членом эмигрантской организации «Русско-Британское 1917 г. Братство». Кстати, на этот раз финансирование увеличилось до 600 тысяч долларов. Блюмкину, помимо поиска Шамбалы, было поручено наладить контакты с далай-ламой Тринадцатым. Советская Россия предлагала ему крупные кредиты для закупки оружия и обещала защиту от Тибета и Китая. Но и эта экспедиция по поискам Шамбалы с треском провалилась. Случилось так, что члены экспедиции с подачи английских спецслужб были задержаны губернатором Синьцзяна в Хотане по подозрению в шпионаже. Помог им выпутаться из неприятной ситуации советский консул в Кашгаре — востоковед Макс Францевич Думпис (расстрелян в 1938 году).
По неподтвержденным данным, Блюмкин еще раз, под видом дервиша, посетил Тибет. Чем закончилась эта попытка, неизвестно. Фактом является лишь то, что экспедиция, организованная Бокием, была не единственной. В 1928 году в Лхасу были отправлены офицеры-калмыки для встреч с далай-ламой Тринадцатым, которые обещали ему защиту от Китая и независимость от Тибета… Так или иначе, Блюмкина в ноябре 1927 года опять возвратили в Москву. ЦК Монгольской народно-революционной партии и Совет министров Монголии потребовали отзыва по причине более чем основательной: получив в руки большую власть, Блюмкин принялся расстреливать и правых, и неправых. Но даже и это ему бы простили, если бы он ставил об этом в известность «монгольских товарищей». А он этого не делал. То есть показал им свое неуважение, а на Востоке так нельзя, пусть даже за твоей спиной и стоит большевистская Россия.
В 1928—1929 годы Блюмкин работал резидентом разведки на Ближнем Востоке (Сирия, Палестина, Хиджаз, Египет) под уже фигурировавшими именами персидского купца Султана-заде и Якуба Султанова. Резидентура ОГПУ располагалась в Константинополе, откуда курировала весь Ближний Восток. Блюмкин завербовал венского антиквара Якоба Эрлиха, и с его помощью обустроил резидентуру, законспирированную под антикварно-букинистический магазин. Именно Блюмкин предложил использовать для легализации разведывательных структур возникшую тогда в США и Европе моду на древние еврейские книги и манускрипты. Антиквары и букинисты охотились за артефактами иудаики по всему миру, но наибольшее количество раритетов находилось в СССР, в первую очередь на Украине, и Блюмкин решил освоить эту “золотую жилу”. «Видимая торговля и скупка еврейских книг», – писал он в докладной записке Трилиссеру, – «являются со всех точек зрения весьма удобным прикрытием для нашей работы на Ближнем Востоке. Она дает и связи, и возможность объяснить органичность своего пребывания в любом пункте Востока, а равно и передвижение по нему». Докладная была поддержана руководством, и в октябре 1928 года на рынок торговли еврейскими древностями вышел невесть откуда появившийся новый крупный игрок – уже известный «персидский купец Якуб Султанов».
Именно под этим именем Блюмкин, приехавший в Турцию через родную Одессу, где он оформлял визу, открыл в Константинополе антикварный магазин. На пополнение его запасов древними свитками Торы, книгами Талмуда и других еврейских изданий и манускриптов работал аппарат ОГПУ. Чтобы подготовить Блюмкину материал для успешной торговли, в Проскуров (ныне Хмельницкий), Бердичев, Меджибож, Брацлав, Тульчин и другие некогда еврейские городки направились экспедиции ОГПУ с целью изъятия старинных еврейских книг. Книги изымались даже из государственных центральных библиотек и музеев. Сам Блюмкин выезжал в Ростов-на-Дону, Одессу и другие города Украины, где обследовал библиотеки синагог и еврейских молитвенных домов. Он опять вернулся в родные места, чтобы грабить их, – просто в отличие от Одессы в 1918-м, книги ещё нужно было превратить в деньги.
В Палестине Блюмкин познакомился с Треппером, будущим руководителем антифашистской организации и советской разведывательной сети в нацистской Германии, известной как «Красная капелла».Блюмкин был депортирован из Палестины английскими мандатными властями в связи с излишней активностью подготовки покушения на бывшего сталинского секретаря Б. Бажанова, бежавшего за границу..
О том, каких успехов мог бы добиться на новом поприще Яков Блюмкин, остаётся только гадать: сеть росла, представители “фирмы” колесили по странам и континентам, создавали филиалы, вездесущий Якуб Султанов возникал то там, то здесь. А потом настал 1929 год, и из СССР выдворили одного из главных его основателей – Льва Троцкого.
Известие повергло Блюмкина в шок, и в апреле 1929-го, оказавшись по делам службы в Константинополе, куда двумя месяцами раньше пароходом “Ильич” отправили изгнанного “демона революции”, его бывший секретарь не удержался от контакта. Троцкий стал делиться планами – как всегда у него, революционными. Блюмкин понял, что влип, и ещё больше в этом убедился, когда через два с лишним месяца сын Троцкого, Лев Седов попросил передать кому-то из членов семьи в Москве две книги, где между строк симпатическими чернилами были написаны послания его отца.
С опасным грузом Блюмкин прибыл в СССР, где поначалу ничто не предвещало беды. На Лубянке главу ближневосточной сети встретили как героя, отчёт у него принял сам Менжинский – председатель ОГПУ, Блюмкин выступил с докладом перед коллегами о положении на Ближнем Востоке, начальство одобрило планы расширения разведывательной сети, начался активный подбор кадров. А ещё у Блюмкина появилась новая любовь: коллега по Иностранному отделу, красавица Е. Горская, урождённая Эстер Розенцвейг. Она родилась в селе Ржавинцы Хотинского уезда Бессарабии в 1900 году. Когда этот край стал частью Румынии, переехала в Черновцы, где окончила гимназию и поступила на историко-филологический факультет университета, продолжив обучение в Пражском и Венском университетах. В 1924 году окончила филологический факультет в Венском университете, помимо идиша и русского языка, владела румынским, немецким, французским, английским и испанским языками. В 1924-1925 годах она работала переводчицей полпредства и торгпредства СССР в Вене, получила советское гражданство. Тогда же была привлечена к работе в иностранном отделе ОГПУ, в 1925-1928 годах работала в Венской резидентуре в качестве переводчицы и связистки, затем была направлена во Францию. С февраля 1928 года проходила подготовку в Москве, где получила документы на имя Елизаветы Юльевны Горской. Тут она вышла замуж за разведчика Василия Зарубина, с которым потом работала в США и собрала информацию о разработке атомного оружия, в том числе установив контакт с Р. Оппенгеймером. Но это будет позже, а в 1929-м она попала под чары Блюмкина, который осыпал её цветами и дорогими подарками. Тот, похоже, обезумел от влюблённости, и рассказал ей о своей встрече с Троцким. После этого Горская хладнокровно сдала любовника коллегам по ОГПУ, и даже лично помогла его задержать. Это произошло 15 октября 1929 года.
Самый странный момент в эпизоде ареста Блюмкина – это его чемодан, набитый долларами и рублями. В доступных материалах дела не разъясняется, откуда он взялся и куда потом делся. По идее, чекисты должны были составить протокол обыска Блюмкина и опись обнаруженных у него вещей и уж точно пересчитать найденные в чемодане деньги, но ничего этого в архивах нет. Блюмкин попытался скрыться, но был арестован после автомобильной погони со стрельбой на улицах Москвы. После традиционных чекистских пыток, избиений и признаний Я. Блюмкин был «осужден» за «контрреволюционную деятельность» по популярным через несколько лет статьям 58-10 и 58-4 УК РСФСР «за повторную измену делу Пролетарской революции и Советской Власти». Многим этот расстрел тогда показался предвестником наступающих суровых времен – когда, как сказал перед казнью Дантон, «революция начнёт пожирать своих детей».
Поэт-имажинист Вадим Шершеневич, друживший с Блюмкиным, посвятил ему стихи, в которых были и такие строки:
“Мое имя попробуйте, в Библию всуньте-ка.
Жил, мол, эдакий комик святой,
И всю жизнь проискал он любви бы полфунтика,
Называя любовью покой”
Согласиться с ними можно лишь отчасти. Уж чего-чего, а покоя Яков Блюмкин в жизни точно не искал. Он искал деньги и приключения…
Лев Троцкий как-то написал, вспоминая Блюмкина уже в Мексике: «Революция избирает себе молодых любовников». По его же словам Блюмкин «имел за плечами странную карьеру и сыграл еще более странную роль». Получается, что он являлся чуть ли не одним из «отцов-основателей» ЧК и сам же стал в итоге жертвой собственного творения.
ВиМ по метриалам сети