1
Чем могущественнее становится Китай, тем яснее становится, что подражание Западу больше не актуально. Страна должна проложить свой собственный путь, и в этом отношении наследие прошлого очень привлекательно.
16 октября 2022 года на открытии 20го съезда Коммунистической партии Китая (КПК) генеральный секретарь Си Цзиньпин сделал следующее заявление.
Чтобы поддерживать и развивать марксизм, мы должны объединить его с прекрасной традиционной культурой Китая. Только укоренившись в богатой исторической и культурной почве страны и нации, марксизм сможет здесь расцвести. Прекрасная традиционная культура Китая, уходящая корнями в глубокую древность, обширна и глубока; она является воплощением мудрости китайской цивилизации.
Заявление Си Цзиньпина отражает основные идеологические преобразования КПК, которые начались несколько десятилетий назад и ускорились под руководством Си Цзиньпина. Партия была создана в результате движения «Четвёртого мая» (1919), которое отказалось от того, что считалось умирающей национальной традицией, в пользу западных ценностей (науки, демократии и, чуть позже, марксизма). Она оставалась решительно настроенной на достижение цели модернизации, которая на протяжении большей части истории КПК приравнивалась к принятию «передовых» западных моделей, заимствованных либо из Советского Союза, либо, начиная с 1980-х годов, с капиталистического Запада. На протяжении большей части XX века местные политические традиции Китая считались препятствием на пути к модернизации — эту точку зрения разделяли как лидеры КПК, так и многие критики партии. В свете этого многие наблюдатели удивляются тому, что КПК вновь открыла для себя «прекрасную традиционную культуру» Китая как источник вдохновения, не уступающий марксизму. Многие критики отвергают это открытие как простую манипуляцию, направленную на ослабление давления Запада на Китай во имя якобы «универсальных» (на самом деле современных западных) ценностей.
Однако, по мнению критиков, идеологический разворот КПК на 180 градусов обусловлен более глубокими причинами. Чем могущественнее становится Китай, тем яснее становится, что подражание Западу больше не актуально. Страна должна проложить свой собственный путь, и в этом отношении наследие прошлого весьма привлекательно. Напомним, что современный Китай является прямым наследником своего имперского предшественника с точки зрения размера, сложности, неоднородности и вытекающих из этого внутренних проблем. В то время как нынешняя социально-экономическая структура страны сильно отличается от той, что была в прошлом, в проблемах, с которыми она сталкивается, также прослеживается преемственность, например, в желаемой степени административной централизации, преимуществах и недостатках культурной гомогенизации по сравнению с сохранением разнообразия, плюсах и минусах глубокого проникновения государства в общество и так далее. В этом отношении уроки, извлечённые из успехов и неудач предыдущих династий, не менее ценны, чем всё, чему учат на факультетах социальных наук по всему миру. Отказаться от богатого наследия императоров и учёных-чиновников, как будто это бесполезный пережиток «феодального» прошлого, было бы просто безрассудно.
Ещё более важным для Китая является необычайно богатое наследие местной политической мысли, сформировавшейся в так называемый период Сражающихся царств (475-221 гг. до н. э.). В то время раздробленный китайский мир переживал длительные потрясения, и мыслители предлагали различные решения этой проблемы. Несмотря на огромный плюрализм их взглядов, они были единодушны в стремлении к установлению жизнеспособного политического порядка, который представлялся им как политически единое государство, управляемое номинально всемогущим монархом и меритократической элитой, состоящей из наиболее способных (и, будем надеяться, наиболее нравственных) подданных. Детали вызывали ожесточённые споры, но общая направленность оставалась неизменной на протяжении более чем двух тысячелетий, напрямую способствуя формированию и функционированию Китайской империи (221 г. до н. э. — 1911 г. н. э.), одного из самых долговечных политических образований в мире.
Интеллектуальное наследие периода Сражающихся царств по-прежнему актуально для современного Китая не только из-за его богатства и значимости многих рассматриваемых вопросов (например, отношения между государством и обществом, природа политического лидерства, отношение интеллектуалов к государственной власти и так далее). Более важным является единодушный отказ от политической раздробленности и настаивание на политическом единстве как единственном средстве сохранения мира и упорядоченного правления. Это определило многие будущие ориентиры Китайской империи: приоритет общих интересов над частными, предпочтение инклюзивной идентичности перед эксклюзивной, терпимость к идеологическому и религиозному плюрализму, если он не ставит под угрозу политическое единство, и так далее. Эти ориентиры, которые явно отличают китайскую политическую мысль от западной, продолжают формировать политическую динамику в Китае и в наши дни. Отказаться от них ради импортированных идеологий было бы неблагоразумно. Это ещё одна причина, по которой КПК вновь заинтересовалась традиционной культурой Китая.
Возвращение к исконным традициям ни в коем случае не равнозначно идеологическому атавизму. Китай не может просто вернуться к своему имперскому прошлому. Модернизация двадцатого века, вдохновлённая Западом, коренным образом изменила социально-политический ландшафт Китая. Ушла в прошлое идея наследственной монархии, ушла в прошлое власть патриархальной семьи, ушли в прошлое сложные ритуалы, направленные на укрепление социальной иерархии. Китай многое позаимствовал у Запада (в первую очередь марксизм), и эта задолженность не подвергается сомнению; но заимствование означает интеграцию импортированных идей и ценностей в местную традицию, а не вытеснение последней первыми.
Тот факт, что Китай многому научился у Запада и что без этих уроков он не смог бы вновь стать крупной державой, очевиден. Тем не менее, может ли Запад извлечь уроки из китайских идей и опыта, скажем, для продвижения политической интеграции в Европе или где-либо ещё? В настоящее время такой вариант всё ещё маловероятен, потому что Западу сначала нужно избавиться от трёхвековой чрезмерной культурной самоуверенности (или, скорее, высокомерия), которая мешала ему увидеть альтернативные политические ценности. Тем не менее, в связи с изменением баланса сил, среди некоторых западных учёных наблюдается интерес к китайской модели. Если бы Китай и Запад могли вести диалог на равных (в котором, будем надеяться, могли бы участвовать и другие крупные цивилизации), путь к взаимному обогащению был бы открыт. Однако в настоящее время это остаётся маловероятным.