Экс-глава Якутска Сардана Авксентьева — единственная суперзвезда неожиданно прошедшей в Госдуму партии «Новые люди». В парламенте Авксентьева взялась за самые проблемные темы: QR-коды, закон об иноагентах и борьбу государства с самостоятельностью регионов.

В интервью спецкору «Новой газеты» Илье Азару Авксентьева объясняет, что с иноагентами не надо бороться, а субъектам федерации необходимо дать больше денег и полномочий. От вопроса о своем отношении к ликвидации «Мемориала» (внесенного Минюстом РФ в реестр НКО, выполняющих функции иноагента) экс-мэр Якутска ушла, сказав, что людей больше волнуют низкие доходы, безработица и плохое благоустройство.

QR-коды

— Рассмотрение законопроекта о введении QR-кодов на транспорте перенесли. Есть и второй закон о кодах в общественных местах. Что с ними происходит?

— Законопроект о QR-кодах в общественных местах позволит главам российских субъектов вводить коды в определенных ситуациях, и там еще так хитро написано, будто это спасение. Мы же всю борьбу с коронавирусом отдали в регионы, они все сами решают, а федеральный центр как бы ни при чем. Думаю, что как только появится возможность ограничивать посещение общественных мест людьми без QR-кодов, это будет сделано. Я буду счастлива ошибиться.

Вероятно, летом будет внесен еще один законопроект, который продлит срок действия этого (до 1 июня 2022 года) в связи с усугублением ситуации, например, до 31 декабря 2022 года. А потом, может быть, как-то незаметно он останется с нами пожизненно.

Важно при этом сделать примечание, что я человек вакцинированный. Вы как вообще к вакцинации относитесь? Вы вакцинированы?

— Да, иначе как бы я в Госдуму прошел?

— По ПЦР, например, но я просто уточняю. У меня и пожилая мама, и свекровь вакцинированы. То есть я понимаю пользу от вакцины, но я не понимаю пользы или эффективности QR-кодов.

— Несколько моих знакомых решили вакцинироваться, опасаясь, что не смогут никуда поехать на поезде или в театр сходить. Я понимаю, что это недемократичные меры, но ведь у нас люди всеми силами пытаются избежать вакцинации.

— Понятно, что власти предержащие, когда все эти системы начинают вводить, занимаются «причинением добра». Мы же понимаем с вами, что это некая форма принуждения к вакцинации. Но вакцинированные также распространяют вирус, может быть, чуть в меньшей концентрации, они несут определенную угрозу для тех, кто невакцинирован. Они также заболевают. Это не абсолютный иммунитет, поэтому очевидное деление по наличию или отсутствию QR-кодов для меня с практической точки зрения не совсем очевидно. Я могу ошибаться, я не вирусолог, но мои наблюдения и практическая работа на земле показывают, что это будет сложно.

— Законопроект про QR-коды на транспорте не примут?

— Это временная победа, и сильно ликовать по этому поводу я бы не стала — за ситуацией надо следить. Думаю, что законопроект как-то трансформируется, и его снова внесут.

Непонятно, как вообще [невакцинированные] люди будут добираться из отдаленных населенных пунктов? У нас же огромная страна, и транспортная логистика не везде такая, как в центре России, где легко перемещаться на личном автотранспорте. Недоработанность законопроекта очевидна. РЖД и «Аэрофлот», полагаю, обеспокоены не меньше нашего, потому что будет серьезное падение пассажирских перевозок, а для тех, кто продолжит пользоваться, будет повышение тарифов.

Пострадает внутренний туризм, который немножко голову поднял. Кому война, а кому мать родна. Мы больше стали путешествовать по стране, и это здорово, ведь это и воспитание патриотизма, и поддержка малого и среднего бизнеса, и рабочие места. Но по этому закону все крякнется. Это слово можно использовать?

— Да.

— (смеется) Просто меня иногда критикуют за вольный стиль общения… Закон про QR-коды на транспорте отозвали, а по кодам в общественных местах в четверг будет первое чтение. Я, конечно, намерена голосовать против. Но как прагматичные люди мы понимаем, что мой голос, помноженный на 10 и даже на 100, решающего значения иметь не будет, но это моя позиция.

Я не антиваксер — у меня брат работает в «красной» зоне, невестка работает в «красной» зоне, и они меня в чувство привели довольно-таки быстро, да и сама я работала в Якутске, а несчастные российские муниципалитеты отвечают за захоронение. Это был какой-то ужас просто: эти тела в черных пакетах. Якутский морг не был готов принимать такое количество умерших, и это был стресс, конечно, и для родных, и для всех, кто там работал.

— Вы недавно говорили: «Принудительному уколу должна быть альтернатива». Какая?

— Вот сейчас [с чиновниками] обсуждали, что люди, у которых был положительный ПЦР, но при этом они не обращались за медицинской помощью, могут на «Госуслугах» получить годовой сертификат и QR-код. Хорошо? Вроде слава богу.

Тест на антитела тоже можно будет сдать, заявить его на «Госуслуги» и тоже получить QR-код имеющего антитела. Руководители здравоохранения обещали, что до конца декабря этот механизм будет нормативно оформлен. Обсуждали и т-клеточный иммунитет, потому что есть высказывания специалистов о том, что он чуть ли не пожизненный и защищает лучше, чем вакцина. Я не специалист, я ретранслирую то, что прочитала. Но руководители сказали, что это носит характер научных исследований и на сегодняшний день браться за основу для выдачи QR-кодов не может. Я на эмоциональном уровне почувствовала, что есть готовность это обсуждать, но более конкретных заявлений сделано не было.

— Вы и партия «Новые люди» готовы возглавить борьбу с QR-кодами? КПРФ вот устраивает митинги по этому поводу.

— Борьба это только митинги?

— Она, может быть, наверное, и законодательной…

— (усмехается) Вот об этом и речь!

— Не верю я в законодательную борьбу в нашей стране.

— До тех пор, пока у нас большинство у «Единой России», конечно, сложно говорить о [победах]. Мы можем с вами каждый день выходить на митинги вместе и по отдельности, но до тех пор, пока мы не изменим состав партийной структуры [это бессмысленно].

— Мне кажется, что власти иногда реагируют, когда видят, что реально все против, как возможно, произошло с QR-кодами на транспорте.

— Думаю, что это связано как с беспрецедентным общественным давлением, так и с мнением госкомпаний, с подсчетами экономической составляющей.

Иноагенты

— Если продолжить про законодательную борьбу, то второй партийный фронт — это иностранные агенты.

— Если кто-то занимается какой-то деятельностью, то подтягивать его под закон об иноагентах и принимать решения, если не за закрытыми дверями, то весьма и весьма узким составом в отраслевом ведомстве мы считаем неправильным. Причинно-следственная связь между деятельностью определенного издания или человека и каким-то финансированием должна четко прослеживаться. А еще физическое лицо, признанное иноагентом, должно открыть юридическое лицо. Это вообще что?

— Да, и все физические лица отчитываются обо всех своих тратах.

— Это противоречит, на мой взгляд, Гражданскому кодексу, по которому учреждать юридические лица — это право человека, а не его обязанность. И все эти переборы и перехлесты мы не поддерживаем. Нужно [иноагентство] определять в суде.

— Это единственное ваше предложение?

— Нет, там пакет [поправок] шире, но с окончательным текстом вы сможете потом ознакомиться (просит прислать ей текст пиарщика, который присутствует при разговоре. — Ред.). Не надо всех неугодных записывать в иностранные агенты. Когда каждую пятницу под вечер мы узнаем о новых иноагентах — это нехорошая традиция.

— Ваша цитата: «с иноагентами переборщили». А что это значит? Они вообще есть в вашем понимании?

— Это же понятие введено очень давно, и в отношении НКО в принципе ни у кого [не вызывало паники]. То, что оно возникло в отношении физических лиц и активно стало применяться в отношении СМИ, — это перебор.

И я всегда говорила о том, что позиция независимых СМИ иногда более информативна для власти предержащих, чем, при всем моем уважении к моим бывшим коллегам, государственные медиа. Полнота картины должна быть, а не получать информацию из одного канала.

(получая список поправок, перечисляет) Ну вот смотрите: маркировка сообщений и отчет о личных доходах физических лиц — лишнее как неправомерное вмешательство в частную жизнь. Презумпция невиновности — решение должен принимать суд, а не Министерство юстиции. Надо доказывать, что деньги получены и направлены на осуществление деятельности иностранного агента, ведь сейчас у нас если деньги получил и что-то не так написал, то в интересах других стран, а это же не всегда связано. Ввести систему предупреждений о том, что у вас выявили деятельность, которую государство может счесть деятельностью в интересах иностранных государств. А также отмена необходимости физическим лицам регистрировать юридические лица.

— Но вы считаете, что иноагенты вообще есть?

—У иностранных агентов все-таки тайная жизнь. Вероятно, они есть, но я просто их не встречала, я их не видела. Есть открытые организации, которые финансируются из-за рубежа. Они этого не скрывают, это же не шпионаж. Они открыто работают на территории Российской Федерации в интересах слушателей и зрителей, налогоплательщиков других стран. Это же могут быть иностранные агенты?

— Смотря что понимать под иностранным агентом.

— Поэтому я и говорю, что суд должен устанавливать причинно-следственные связи, если они есть. Докажите, что есть «в интересах», ведь должен быть какой-то заказ, контракт, а в нем указано, что [другие страны] влияют на редакционную политику.

— Правозащитники изначально выступали против самого этого понятия «иностранный агент», потому что оно имеет в нашей стране отрицательную коннотацию, которой нет в США, откуда его взяли.

— У нас в некоторых сферах и слово «оппозиция» звучит негативно. Я думаю, что для НКО статус иноагента не носил такого оттенка, а когда начали его применять к СМИ, то это уже стало вопросом выживания для этих медиа, потому что независимые СМИ живут за счет рекламы, а этот статус рождает испуг, и все эти контракты «полетели», думаю.

— Насколько реалистично, что закон будет изменен? Что в «Единой России» говорят?

— С «Единой Россией» я это не обсуждала (смеется). А должна была?

— Не знаю, как у вас устроено, но с коллегами нужно, наверное, общаться.

— Я думаю, что когда окончательный текст будет, мы будем встречаться и разговаривать. Не могу сказать, сколько у нас поддержки, но мне кажется, здравый смысл могут поддержать многие.

— Я вот не считаю, что такой закон вообще нужен, а вы?

— Я не считаю, что с агентами нужно бороться, и мы хотим внести объективность рассмотрения этих вопросов.

— Но российский суд, к сожалению, часто действует так, как ему скажут где-то еще.

— Понимаю ваш скепсис, вы прошли определенный путь, у вас есть личный опыт.

— В нашей стране, по-моему, уже у всех есть такой опыт.

— Мы с вами должны двигаться по пути того, как это должно быть. А если мы будем говорить: «Суды ничего не решат», «Давайте отменим закон об иноагентах», то 325 человек из «Единой России» все отклонят. Дальше что тогда? Step by step (постепенно. — Ред.). Идти по пути разумных поправок и внесения объективности в этот закон — на данный момент правильный путь. Надо хоть что-то делать, а не сидеть сложа руки или отрицая все подряд.

Госдума

— Сразу в нескольких ваших интервью вы говорили, что в Госдуму не пойдете. «Домашнему очагу» говорили, что обещали мужу не возвращаться в публичную жизнь, а Гордеевой сказали, что не хотите уезжать из Якутска.

— Так и было.

— Это же совсем недавно было. Что вдруг изменилось?

— Ситуация меняется быстро, и Россия в январе 2020 года, 2021 года и грядущего 2022 года — это три разные ситуации. Виной тому доступность интернета или, как пишут политические аналитики и консультанты, постковидный невротизм общества, трудно понять. Пословица «Хочешь рассмешить бога, поделись своими планами» тоже имеет место быть.

До 2018 года я и мэром [Якутска] не собиралась быть. Как потом и депутатом Государственной думы, но оказалась востребована и призвана. И были разговоры, были сомнения, были мои личные истории внутри, которые я переживала и которые я обсуждала с семьей и в первую очередь с мужем. Но было принято общее решение, что надо двигаться [вперед].

Если у тебя есть сигнал, если у тебя есть мысли, если у тебя есть идея, которую ты можешь донести, то останавливаться не нужно.

— А сигнал откуда?

— Изнутри (смеется). А вы подумали, откуда-то из космоса? Алюминиевые шапочки?

— Мало ли. Путин еще любит сигналы подавать.

— Нет, изнутри.

— А вы тогда собирались просто уйти на пенсию или работать в бизнесе?

— У женщин всегда масса есть вариантов, начиная от домохозяйки и бабушки до работы консультантом или советником. Опыт работы есть, навыки и умения у меня сформировались. Я считаю, что могла бы работать где угодно. Поэтому когда говорят, что мэры Якутска как самого крупного города на вечной мерзлоте потом могут работать где угодно, я это поддерживаю.

И в этом смысле работа в Госдуме для меня полегче, потому что я тут в команде, а не одна, как была в Якутске. Тут интеллектуальная, законотворческая работа, которая мне по силам и по плечу.

— Вы сказали, что нынешний состав Госдумы очень перспективный, а 20 лет назад там были другие люди. Разве с каждым созывом не становится все хуже?

— Общественное мнение, тут я с вами соглашусь, должно влиять на те решения, которые принимает власть. Все-таки 50 процентов новых депутатов Госдумы — это очень серьезно. Я, когда выступаю с трибуны, вижу, что меня понимают и внутренне поддерживают. Да, потом они кнопки нажимают, как в партии решили. Но понимание есть, поэтому [все] не безнадежно. А в том, что я сказала, что 20 лет назад были другие депутаты, не было негатива. Я просто говорю, что 20 лет назад были другие люди.

— Да все люди разные. А почему не безнадежно-то? В какой-то момент вы зажжете внутри депутатов огонь, и они вдруг проголосуют против воли федерального центра. Или что?

— Люди должны проголосовать против, совершить опрокидывающее движение? Только такое вы принимаете за изменения? Нет же. Поступательно парламент учится и, надеюсь, научится голосовать так, как от него ждут избиратели.

— Да?

— Да. Я буду прилагать к этому все усилия. И не только я.

— Если все продолжится в том же духе, то мы вряд ли доживем до изменений.

— Ход истории — штука не быстрая.

Регионы

— Вы говорили, что ваша миссия — донести до центра голос регионов. А тут есть кому его доносить?

— Я принимаю участие в работе комитета по региональной политике и развитию местного самоуправления. Я очень активно участвовала в обсуждении законопроекта о публичной власти. Я лично внесла 19 поправок и все это время коммуницировала с представителями субъектов и органов местного самоуправления, слушала их, слышала их, вносила предложения. Если посмотреть хотя бы отрывки моих выступлений на пленарных заседаниях, то можно понять, что я всегда — о регионах, я всегда — о территориях, я всегда — о субъектах. И когда у нас проходят парламентские часы, то я постоянно задаю вопросы. Я стараюсь бить, если не в одну точку, то в один район, чтобы власти понимали, что эти вопросы будут поставлены.

Министру труда и социального развития я задаю вопрос об обеспечении жильем инвалидов, что после 1 января 2005 года должны обеспечивать регионы. Откуда они возьмут деньги на это? Идет обсуждение QR-кодов, я спрашиваю, как люди будут это выполнять и как это отразится на работе малого и среднего бизнеса.

По налогам разговариваю с министром финансов, предлагаю менять структуру тех денежных средств, которые направляются в регионы. Дотации это одно, субсидии это другое, перекрывают одно другим и как будто увеличивают сумму, но на самом деле увеличиваются целевые деньги, а тех, которые дают просто на развитие и на решение первоочередных задач, становится меньше. Нет денег у регионов.

Я предлагаю оставлять НДС, они говорят, что это не очень хорошо, ведь у некоторых регионов есть возвратные. Я предлагаю вернуть на места налог на прибыль, чиновники говорят, что надо считать.

— Ну посчитают, и чего?

— Надо вносить изменения в налоговый кодекс в части распределения.

— В каком бы регионе я ни был, везде уже много лет говорят только об этом. Но ничего не происходит!

(вздыхает)

— Мне кажется очевидным, что Кремль не хочет это менять.

— Я думаю, что вода камень точит. Это нужно делать и нужно вносить нормальные расчеты, показывать и доказывать. Я чувствую готовность, чувствую восприятие этого. После моего вопроса тому же Силуанову [спикер Госдумы] Володин сказал: «Правильно. Когда вы будете менять?». То есть и в «Единой России» есть запрос.

Я надеюсь, что мы сдвинем этот лед, но это работа не одного года. Если к концу следующего года мы выйдем на какой-то параметр, то это уже будет хорошо. Надо работать.

— Но, с другой стороны, учитывая принятый закон о публичной власти, может быть, власти через несколько лет и согласятся оставлять в регионах больше денег, но к этому времени Россия уже станет совсем унитарным государством, и распоряжаться этими деньгами будут все равно уже из центра.

— (пауза) Хороший вопрос. Вы знаете мое отношение к этому: местное самоуправление должно было стать основой государственной власти в стране. Чем больше граждане вовлечены в процесс управления своими территориями, тем больше разных положительных результатов они добиваются. Пусть будут ошибки, пусть будут какие-то недочеты, но вместе двигаться лучше. Я через это проходила.

Мы же, вписав сейчас органы местного самоуправления в структуру публичной власти, конечно, определенным образом их обезножили. Поэтому я и голосовала против этого закона.

Построение такой иерархии мы уже проходили, и это неправильно. Но будем спокойно говорить в рамках реальности. Закон принят, и теперь необходимо смотреть уже 131-й Федеральный закон об основах организации местного самоуправления.

— Видите, у вас даже не возникает мысли, что Путин может закон не подписать или Совет Федерации отклонить. У меня тоже не возникает, но это же плохо.

— Это плохо, но надо смотреть реально… В Федеральном законе № 131 очень многое сохранилось, поэтому следом пересмотру будет подвергнут он (как раз в день выхода публикации, 16 декабря, Клишас внес в Госдуму законопроект о местном самоуправлении, упраздняющий городские и сельские поселения. — Ред.).

Из 37 поправок нашей партии приняты девять, и это хоть что-то. В частности, прошли две мои поправки — хотели лишить законодательной инициативы региональные парламенты. Нормально? Слава богу поправкой удалось справедливость восстановить. Вторая — про разграничение полномочий.

Не удалось отстоять, например, то, чтобы полномочия сверху передавались муниципалитетам с их согласия. Там хоть и написано с финансированием (смеется), но на моей практике его передают недостаточно. Это такой клубок проблем.

Но вы же не думали, что Авксентьева за три месяца с этим справится?

— Я вообще не думаю, что вы справитесь с этим. С этим никто не справится. Вам не кажется, что закон о публичной власти добивает федерацию? Татарстан опасается, что скоро будут ликвидировать национальные республики.

— К этому нет предпосылок. Формально федерация сохраняется, поэтому давайте посмотрим, как закон будет реализовываться на месте.

— А зачем он вообще ими принят?

— Унификация власти. Для того, чтобы у нас не было разрозненности в управлении регионами, чтобы было единообразие. Для повышения управляемости территории.

— Кремль не может не понимать, что лучше не будет.

— Вы задаете мне вопросы, которые я сама задавала к этому законопроекту, понимаете? Результат мы имеем сегодня такой, какой имеем.

Необходимо давать больше самостоятельности регионам, больше доверия, больше денег. Пусть больше спрашивают за эти деньги, никто не против. Но когда идет очень жесткая централизация — это нехорошо. Плюс ко всему закрепили в законе норму о том, что парламенты могут формироваться в регионах только по одномандатным округам. Это очень серьезная угроза — парламенты могут окончательно стать подвластными, ведь в округах обычно используют беспрецедентный административный ресурс.

— Почему Якутия молчит?

— Якутия не молчала, внесла свои поправки, которые были рассмотрены.

— Я не про это. Все знают, что Татарстан недоволен, потому что проголосовал в региональном парламенте против законопроекта о публичной власти.

— Я не могу отвечать за парламент Якутии.

— Почему вообще все остальные регионы проголосовали за?

— Ну вот такие парламенты. И норма о том, что в них могут быть только одномандатники, эту ситуацию еще усугубит.

— А зачем тогда биться за полномочия и большие права регионам, если им самим это не надо? Я понимаю, что на них давят, но их же не расстреляют, если они проголосуют против.

— Я думаю, что избиратели увидели [в деле] свои парламенты. Вхождение в парламент, как и в Государственную думу, — это не навсегда. Все равно избиратель дает оценку каждому нашему действию.

«Новые люди»

— Почему вы все-таки вступили в партию «Новые люди»?

— А куда?

— Ну вот какая идеология у этой партии?

— Сейчас идеологии у партий вообще размытые. Какая идеология у ЛДПР?

— Националистическая.

— Да вроде нет. А у КПРФ?

— Левая.

— Но они не те коммунисты, за которых пытаются себя выдать. Они — за бога. Они — за Сталина, они голосовали за принятие закона об иноагентах.

— Вполне сталинский закон.

— Раньше были коммунисты, либералы и социал-демократы, а сейчас все это размыто, и не только в России.

Я всегда говорю, что «Новые люди» — за здравый смысл. Какой вопрос не взять, мы — за здравый смысл.

— Для всех здравый смысл — разный.

— Ну так мы всех слушаем, разговариваем со всеми. Идеология здравого смысла, рационального мышления и прагматичного подхода.

— Вы, когда согласились пойти с партией в Госдуму, хотели же победить?

— А как иначе?

— А почему вы решили, что у «Новых людей» есть шансы пройти в Думу?

— А что я ошиблась? (смеется)

— Выяснилось, что нет, но на тот момент, когда вы соглашались, это было не так очевидно.

— Я хожу ногами много, общаюсь с людьми. Я очень общительный и открытый человек, и я считываю информацию на уровне кожи. Запрос на перемены огромный.

— И?

— И вот мы здесь с вами общаемся.

— Почему не партия «Яблоко», например?

— Я не видела у них перспектив.

— А почему у «Новых людей» видели? Кроме вас в ней нет ни одного известного человека. [Лидера партии] Нечаева знают только благодаря пиар-кампании последних лет.

— (пауза) Верила, знала. Бывает такое.

— Есть мнение, что партии помогает Кремль. Наверное, в процессе переговоров вам намекнули, что все схвачено.

— (смеется) Нет, не было никаких переговоров, где мне намекали, что у нас все схвачено, но когда я увидела, что позиция руководства партии и кандидатов очень взвешенная, то поняла, что слететь с предвыборной кампании — риски минимальные.

— Но за последние 20 лет ни одна партия кроме парламентской четверки ни разу в ГД не проходила.

— Потому что запроса не было, вы же сами чувствуете. Когда я разговаривала с людьми, они очень поддерживали тезис партии об эволюции без революций. Полагаю, что в этом наше серьезное отличие от всех предшественников и остальных партий, которые не прошли.

— Но это была ваша идея или к вам пришли люди из партии?

— Меня пригласил Алексей Нечаев, мы с ним познакомились, и я сначала с радостью согласилась работать экспертом по региональной политике. Мы сотрудничали, и те идеи, которые я вносила, находили отклик у партийного актива и у руководства. Мне приходилось свои тезисы докладывать и отстаивать, и видимо, тогда увидели мой потенциал как кандидата.

Когда мне предложили стать одним из кандидатов, это повергло меня в глубочайший шок. Когда я оказалась в федеральном списке, то представьте мое изумление и напряжение от той ответственности, которая на меня легла. Хотя у нас самый сбалансированный федеральный список: 50 процентов женщин, 50 процентов мужчин, 50 процентов русских, 50 процентов нерусских, 50 процентов — из бизнеса, 50 процентов — из управления (в федеральном списке «Новых людей» были только Авксентьева и Нечаев. — Ред.).

Ставка на молодежь — это здорово. Столько замечательных ребят я увидела, что укрепилась моя надежда на светлое будущее нашей страны. Нечаев — умнейший человек, который 14 лет занимается образовательными программами по предпринимательству для молодежи, и ребята, которых он вырастил, — замечательные и умницы.

— А разве не деньги сыграли главную роль? Приезжаешь в любой городок или поселок, и там вместе с единороссом висит кандидат от «Новых людей».

— Я очень много ездила по регионам и везде была недовольна тем, что у нас мало присутствия на улицах. Я не занимаюсь финансовыми вопросами и не знаю, сколько было денег, но федеральная избирательная кампания — это всегда недешевое мероприятие.

— Участие Кириенко и Ковальчуков в партии вы отрицаете?

— Я их в глаза никогда не видела, они не участвуют в нашей партийной жизни, я не получаю от них циркуляров. Я не знаю, откуда это вообще все взялось.

— Вы же знаете, как у нас партийная система устроена? Если я захочу создать партию, найду 500 человек, открою региональные отделения, все нормально будет?

— Есть такой шанс! Но для того, чтобы пройти в Государственную думу этого будет недостаточно. И дело не только в элитных договоренностях, к чему вы меня хотите подвести. 3 миллиона человек [проголосовавших за «Новых людей»] за руку не привести — вряд ли они получили циркуляры.

— Но режим благоприятствования был включен?

— Не знаю. Я думаю, что все-таки есть очень сильный запрос [на перемены], который никто уже не мог отрицать. Если бы нас не пропустили в Госдуму…

— То что? Революция была бы? Народ вышел бы на улицу с требованием пропустить «Новых людей»?

— Да что вы! Не подводите меня под эти вещи. Я говорю о том, что легитимность выборов тогда была бы под очень большим сомнением. Мы, очевидно, проходили в Думу.

— А сейчас легитимность выборов не под сомнением?

— Там где у нас были наблюдатели, у нас все было нормально.

— А у других?

— Я же не буду за них отвечать. Мнение других вам известно.

Путин и выборы

— Вы раньше были сторонником «Единой России», штабы возглавляли у партийных кандидатов.

— Это было давно, другая была партия «Единая Россия», и тогда такого противостояния партий не было. Виталий Басыгысов шел по одномандатному округу, а это все-таки больше работа кандидата с населением. Потом я возглавляла штаб мэра города Якутска Юрия Заболева. Он выдвигался от «ЕР», но опять же выборы мэра Якутска в 2007 году — это не партийная история. Давайте еще припомним, что я была комсомолкой. Членом партии «Единая Россия» я не была.

— А чего вы оправдываетесь? Это плохо что ли?

— Я не оправдываюсь, я объясняю. Вероятно, когда каждый раз спрашивают одно и то же, приходится объяснять одно и то же, появляется психологическая усталость. Наверное, вы это чувствуете, но я не оправдываюсь.

— Но сторонником партии все-таки были?

— Я постоянно объясняла, что когда стала мэром Якутска, то в существующей системе, когда одновременно со мной мои любимые горожане избрали мне чуть ли не 70 процентов единороссов в гордуму, мне нужно было искать с ними дополнительную площадку для общения. Я полагала, что мне это поможет.

Не помогло — не было никакого диалога, не было никакой площадки сторонников, где можно было обсуждать решения партии или вносить свои предложения. Поэтому я вышла из сторонников партии.

— Вы же себя оппозиционером не считаете?

— Мы с вами говорили о том, что слово «оппозиция» в России начало носить негативный характер. Что такое оппозиционер? Это человек, который представляет альтернативное мнение, другое мнение, противоположное мнение, может быть. В этом смысле мы — альтернатива. Мы предлагаем другое мнение — не такое, как у единороссов, не такое, как у коммунистов.

— Когда вы были мэром Якутска, федеральная пресса и ее читатели воспринимали вас как оппозиционера.

— Хотя я говорила, что я не оппозиционер.

— Но вы же сняли со стены портрет Путина?

— А это сразу оппозиция?

— (замечаю на стене рисунок буддийского ламы) А это кто?

— Это мне подарили в Бурятии, это Хамбо-лама. Сняла я портрет Путина не потому, что я в оппозиции или против президента. Никто не допускает мысли о том, что человек просто захотел увидеть у себя более радужную картинку.

Мы, женщины, склонны к алогичным поступкам (подмигивает и смеется). Мне нравится летний праздник Ысыах (такую фотографию повесила в кабинете Авксентьева. — Ред.), а все увидели какие-то знаки.

— И тут у вас Путина нет…

— Вы настаиваете, чтобы я его фотографию повесила? Я никого здесь не буду вешать, здесь останется только логотип партии и рисунки моей внучки.

— Когда вы проголосовали против поправок в Конституцию, все тоже решили, что вы скрытый оппозиционер, но вы потом объяснили, что даже не против обнуления.

— Вообще не против.

— Но это же странно.

— Это на ваш взгляд странно, потому что вы сложили какую-то картину, каким должен быть оппозиционер.

— Все демократии давно пришли к выводу, что нужна сменяемость власти, а иначе демократии не получится.

— В основе всего лежат выборы! Хотите сменяемости власти — ходите на выборы, не хотите ходить, все останется как есть. И даже сейчас приняли новый закон о том, что у губернаторов может быть больше двух сроков. Не нравится глава — не голосуйте за него. Вот и все.

— Вы серьезно это говорите?

— А я выгляжу шутницей?

— Вы же знаете, как у нас выборы в стране проходят. Вы считаете, что в Чечне реально 97 процентов явка, а в Татарстане — 80 процентов?

— До тех пор, пока ходят на выборы меньше 50 процентов людей, любые фальсификации возможны. Чем больше людей ходят на выборы, тем менее возможны фальсификации.

— Почему?

— Потому что так устроено — поверьте мне. Если будут ходить на выборы больше 70 процентов хотя бы…

— Но это нереально!

— Я не призываю к внедрению этого положения на территории России, но есть же штрафы за неучастие в выборах, есть обязанность участвовать в выборах. Там, где такое есть, явка, поверьте, выше.

— Явка выше там, где есть реальная конкуренция на выборах. Никто в России не ходит на выборы, потому что всем все понятно.

— Прошедшие выборы прекрасны тем, что 3 миллиона людей показали всем остальным, что можно менять [ситуацию]. А вы хотите подвергнуть это сомнению, говорите людям, что [за нами стоит] Кремль, сеете сомнения.

Вредительством вы занимаетесь, товарищи. А вы какой-то ворчун! Извините, конечно (смеется). Часто вас собеседники обзывают ворчуном?

— Часто!

— Поэтому вы улыбаетесь — вы это уже слышали. Вы кто по знаку зодиака?

— Рак.

— Рак?! А как вы стали таким ворчуном? (смеется) Я сама рак, поэтому когда на вас смотрю, то понимаю, что вы спросите дальше.

Якутск

— Вы не жалеете, что стали депутатом Госдумы, а не остались в Якутске?

— Я скучаю по Якутску, и, конечно, работа мэра, хоть и адски тяжелая, но очень интересная в плане того, что за результаты решений, которые ты принимаешь, отвечаешь персонально. Во-вторых, видишь последствия сразу. В Госдуме результативность не будет такой заметной.

— Я был в Якутске, писал про выборы вашего преемника на посту мэра, и сложилось ощущение, что город разочаровался в вас. Вы ушли по состоянию здоровья, но быстро оправились, и многие решили, что вас заставили уйти, тем более что вы начали продвигать единоросса.

— Во-первых, это разочарование начали подогревать и всячески культивировать те люди, которые хотели воспользоваться ситуацией и противодействовать тому кандидату, которого я поддерживала. Социологические исследования показали сначала некое снижение моего рейтинга в Якутске с одновременным увеличением по республике, а затем — его восстановление. Потерю и утрату нужно пережить.

— А ушли вы по здоровью?

— Я сожалею, что я не принесла больничную выписку, но поверьте мне, — я болела.

— Я в этом не сомневаюсь, но вот, например, цитата: «Никто и не собирался давать Сардане Авксентьевой работать дольше. Решение было принято давно, и с ее окружением поработали и убедили. Обошлись гуманно, была бы мужчиной, могло бы пойти по сценарию Фургала», — объяснил Би-би-си на условиях анонимности близкий к Кремлю собеседник».

— (смеется) Это было мое собственное решение, потому что быть мэром очень далекого российского города без поддержки, в одиночестве и в противодействии не помогает здоровью.

— То есть все СМИ врут, что вас «ушли»?

— СМИ могут писать все, что угодно, и то, что там пишут, я не обсуждаю. Каждый волен писать все, что он считает необходимым. На то у нас и свобода слова. Решение было принято мной.

С Новым годом! (внезапно говорит Авксентьева и смеется) Это уже на допрос похоже. Хватит, я устала…

«Мемориал»

– Алексей Нечаев в Госдуме выступил в защиту ректора Шанинки Сергея Зуева.

— Нет у власти сострадания… Есть экономические преступления, которые не несут угрозы обществу. Зачем держать людей в СИЗО?

— Вы же знаете зачем.

— Для давления? И вот сейчас, когда президент страны говорит о том, что Зуева не стоит держать в СИЗО, они будут [решение] пересматривать. Или уже пересмотрели?

— Нет, еще не пересмотрели. А вы не участвуете в этом?

— Наши активно участвуют, потому что Нечаев его лично знает.

— Вот и получается, что вроде партия «Новые люди» — адекватная, и «вписалась» за Зуева, но только потому, что Нечаев его знает. А слова поддержки «Мемориала» от партии я не видел.

— У нас в предвыборной партийной программе было написано, что за экономические преступления люди не должны находиться в СИЗО. То есть причина не только в том, что Нечаев знает Зуева.

— А про «Мемориал» у вас какое мнение?

— [Из-за его преследования] мы и говорим, что необходимо вносить изменения в законодательство об иноагентах.

— Это же просто повод.

— Повод, но мы говорим о том, что рассмотрение дел должно быть объективным. Столько лет «Мемориал» существовал, такую он внес лепту в восстановление памяти о репрессированных. Я еще студенткой была исторического факультета Якутского госуниверситета, а «Мемориал» уже был и занимался тем, чем он занимался. Но я в повестку по «Мемориалу» не погружалась, потому что каждый день занималась законом о публичной власти.

— Но вы же можете сказать: «Я против ликвидации Мемориала»?

— Я думаю, что в основе лежит то, что у нас признание иноагентом происходит не по той процедуре, по которой должно было бы происходить.

— Это же и есть специально придуманный инструмент для того, чтобы давить независимых журналистов и НКО!

— Поэтому надо в процесс вносить объективность, чтобы у людей и организаций была возможность в судебном порядке представить документы или затребовать документы, чтобы у защиты была возможность доказать, что получение денежных средств не связано с их деятельностью.

— Ясно. Про Навального вы раньше говорили, что он вам симпатичен.

— Как расследователь — да, как политик — не мой идеал. По-человечески мне его жалко. [Посадили его за] политическую деятельность, а дело «Ив Роше» мне вообще не очень понятно. Я считаю, что [в тюрьмах] должны находиться преступники, которые несут угрозу жизни и здоровью людей.

— А закон, который потом приняли про то, что если три года назад поддержал Навального, не можешь принимать участие в выборах, вам как?

— Об этом я тоже высказывалась и говорила, что закон не должен иметь обратной силы.

— Может быть, и тут попытаться поправки внести?

— Надо смотреть. Вообще я считаю, что человек имеет право на свободу собраний. Необходимо внести изменения в Административный кодекс и в закон о митингах и шествиях. Это есть у нас в плане нашей законотворческой деятельности. Но я всегда избегала категоричности, и если вам нужна радикальная повестка, то [вы пришли] не совсем по адресу.

— У нас теперь радикальным считается высказаться про то, что «Мемориал» нужно сохранить?

— Я думаю, что на самом деле людей больше волнует низкая пенсия, низкие доходы, безработица, то, что у регионов нет денег на элементарное благоустройство, на уличные фонари, на приличные дороги, новые детские сады и школы. Вот это я ставлю себе в приоритет. Это я обещала [избирателям] и это я считаю для себя первоочередным.

“Новая газета”