Это отредактированные интервьюером основные моменты интервью британскому журналу Economist с генералом Валерием Залужным от 3 декабря 2022 года. Он начал со своего личного взгляда на войну.
Валерий Залужный: Для нас, для военных, война началась в 2014 году. Для меня лично в июле 2014 года. И я понятия не имел, что такое война на самом деле в 2014 году.
Я прочитал много книг, я окончил все академии с золотой медалью, я понимал все теоретически, но я не понимал, что на самом деле означает война. Но за восемь лет войны, до 2022 года, и я, и такие люди, как я, прекрасно все это понимали.
Все, что мы сделали, когда началась крупномасштабная агрессия, – это применили не только наши знания, которыми мы уже обладали в 2014 году, но и навыки и опыт, которые мы приобрели с тех пор. И самый важный опыт, который у нас был, и который мы практиковали почти как религию, заключается в том, что русских и любых других врагов нужно убивать, просто убивать, и, самое главное, мы не должны бояться это делать. И это то, что мы делаем.
Все, что произошло 24 февраля, было увеличением масштаба. До этого у нас был фронт протяженностью 403 км и 232 опорных пункта. И к 24 февраля этот фронт вырос до 2500 км. И мы были относительно небольшим отрядом, но мы вступили в бой. Естественно, мы понимали, что недостаточно сильны. Наша задача состояла в том, чтобы распределить наши меньшие силы таким образом, чтобы использовать нетрадиционную тактику для прекращения натиска.
Что отличает вас как командира?
Советская армия приветствовала и насаждала одну концепцию: командир. Но быть командиром и быть лидером – это не одно и то же. При всем моем уважении к господину Суровикину [командующему российскими войсками на Украине], если вы посмотрите на него, он обычный петровский командир времен Петра Великого, скажем так, держиморда [жестокий солдат в “Ревизоре” Гоголя].
Ты смотришь на него и понимаешь, что либо ты выполнишь задание, либо тебе крышка. И мы давно поняли, что это не работает. И мы особенно остро осознали это в 2014 году, когда 21-летние лейтенанты стали командовать мужчинами, которым было за 50-60 лет. Конечно, у нас были свои держиморды, которые пытались поддерживать порядок кулаками и бицепсами, но в украинской армии это не работает на 100%… Всегда можно быть нормальным. Быть нормальным — значит оставаться человеком в любой ситуации – это самое главное. Остаться человеком, стать лидером. Быть умнее, быть сильнее, быть талантливее и в этом случае пытаться управлять людьми. Это религия, которую я исповедовал.
Означает ли это, что вы прислушиваетесь к своим офицерам и поощряете их инициативу?
ВЗ: Я доверяю своим генералам. С начала войны я уволил десятерых из них, потому что они были не на высоте. Еще один застрелился. Я доверяю Сырскому [генералу Александру Сырскому, командующему сухопутными войсками Украины]. Если он говорит мне, что ему нужна другая бригада, это означает, что ему действительно нужна другая бригада. Я, конечно, не думаю, что я здесь самый умный. Я должен прислушиваться и прислушиваюсь к тем, кто работает на местах. Потому что инициатива есть.
Кто является для вас образцом для подражания в военной сфере?
Поверните голову влево. Это портрет покойного Геннадия Петровича Воробьева [командующего сухопутными войсками Украины с 2009 по 2014 год]. Он был человеком, которого чрезвычайно уважали в армии. Почему он у меня здесь? Когда я спокоен, когда все идет хорошо, эта фотография обычно лежит лицевой стороной вниз, мне не нужно на нее смотреть. Когда у меня возникают сомнения в чем-то, я высказываю их прямо. Я оборачиваюсь и смотрю на это, пытаясь понять, что бы сделал Геннадий Воробьев в такой ситуации. Это человек, который добился успеха. Это человек, которому пришлось нелегко, потому что он помогал всем. Каждому. Он знал всех в Вооруженных силах, их жен, их детей, их племянников и так далее. Ему было тяжело, но он взял это тяжелое бремя и понес его. Это и есть образец
.
Заснятый на пленку для истории?
Да. Но Есть много сомнений.
Какого рода?
В ходе ряда операций мы уже поняли, что главное – не бояться этого врага. С этим можно бороться, с этим нужно бороться сегодня, здесь и сейчас. И это ни в коем случае нельзя откладывать на завтра, потому что возникнут проблемы. Для того чтобы достичь этого, вам нужны ресурсы. Точно так же, как русские, когда мы что-то планируем, у нас должны быть ресурсы для этого. Тогда, если ваша позиция верна и вы принимаете правильные решения, вы можете ожидать правильного результата.
Русские накапливали свои ресурсы в течение длительного времени. По моим подсчетам, должно было пройти три с половиной или четыре года, прежде чем они интенсивно их наращивали: людей, технику, боеприпасы. Я думаю, что у них было ресурсов на три месяца для достижения своих целей. Тот факт, что они исчерпали эти ресурсы и растратили свой потенциал впустую, не добившись практически никакого результата, показывает, что их позиция была выбрана неправильно. Теперь им приходится снова думать о том, как выйти из этой ситуации.
Они хотели взять Киев. С военной точки зрения это было правильное решение — самый простой способ достичь своей цели. Я бы сделал то же самое. Я хорошо знаю Герасимова [главу вооруженных сил России] (не лично, конечно). Для него не было выхода. Он сосредоточился на Донбассе, чтобы сохранить те ресурсы, которые у него остались. На сегодняшний день ситуация на Донбассе непростая. Но стратегически это безнадежная ситуация для российской армии.
Так что, скорее всего, они ищут способы прекратить [боевые действия] и добиться паузы любыми способами: обстреливая мирных жителей, оставляя наших жен и детей замерзать насмерть. Им это нужно для одной простой цели: им нужно время, чтобы собрать ресурсы и создать новый потенциал, чтобы они могли продолжать достигать своих целей.
Но параллельно они работают над другой задачей, они делают все возможное, чтобы не дать нам перегруппироваться и нанести удар самим. Вот почему вы наблюдаете сражения вдоль 1500-километровой линии фронта. В некоторых местах более интенсивные, в некоторых местах менее интенсивные, но они сдерживают наши войска, чтобы не дать нам перегруппироваться. Тот факт, что они сейчас упорно борются, конечно, очень плох. Но это не является решением стратегической проблемы. Это просто изматывает вооруженные силы Украины.
Вот почему, как и во время Второй мировой войны, я в этом не сомневаюсь, скорее всего, где-то за Уралом они готовят новые ресурсы. Они готовятся на 100%.
Готовятся боеприпасы, не очень хорошие, но все же. Это будут не те ресурсы, которые могли бы быть за два года прекращения огня. Все будет не так. Это будет паршиво, и боевой потенциал будет очень, очень низким, даже если он завербует в армию еще миллион человек, чтобы они бросали трупы, как это делал Жуков [высокопоставленный советский военачальник во время Второй мировой войны], это все равно не принесет желаемого результата.
Итак, следующая проблема, которая перед нами стоит, – это, прежде всего, удерживать эту линию и больше не терять позиций. Это очень важно. Потому что я знаю, что освободить его в десять- 15 раз труднее, чем не отдавать. Так что наша задача сейчас – продержаться. Наша задача – очень четко отслеживать с помощью наших партнеров, что там происходит, к чему они готовятся. Это наша главная стратегическая задача.
Еще одна стратегическая задача – подготовиться к этой войне, которая может произойти в феврале. Чтобы иметь возможность вести войну со свежими силами и резервами. Все наши войска сейчас завязли в боях, они истекают кровью. Они истекают кровью и держатся вместе исключительно благодаря мужеству, героизму и способности их командиров держать ситуацию под контролем.
Следующая, очень важная стратегическая задача для нас – создать резервы и подготовиться к войне, которая может состояться в феврале, в лучшем случае в марте, а в худшем – в конце января. Это может начаться не на Донбассе, а в направлении Киева, в направлении Беларуси, я не исключаю и южного направления.
Мы произвели все расчеты — сколько танков, артиллерии нам нужно и так далее, и тому подобное. Это то, на чем всем нужно сосредоточиться прямо сейчас. Да простят меня солдаты в окопах, но сейчас важнее сосредоточиться на накоплении ресурсов для более затяжных и тяжелых сражений, которые могут начаться в следующем году. Я бы поговорил об этом с бывшим главой Объединенного комитета начальников штабов армии США Марком Миилли, которго считаю настоящим солдатом.
Я скажу ему, сколько это стоит, сколько это стоит. Если не получим помощи, то, все равно, будем бороться до конца. Но, как сказал один киногерой, «я не ручаюсь за последствия». Последствия нетрудно предвидеть. Это то, что мы должны сделать.
Следующая, очень важная для нас стратегическая задача, которая, к сожалению, связана с первой (удержание рубежей и позиций) и со второй (накопление ресурсов). Это противоракетная оборона и противовоздушная оборона.
И еще. По моему личному мнению,( я не эксперт в области энергетики), но мы балансируем на тонкой грани. Если [энергосистема] будет разрушена…именно тогда жены и дети солдат начинают мерзнуть. И такой сценарий возможен. Можете себе представить, в каком настроении будут бойцы? Без воды, света и тепла можем ли мы говорить о подготовке резервов для продолжения боевых действий?
Нужно ли вам проводить еще одну волну мобилизации?
Мы уже проводим его таким, какой он есть. У нас достаточно людей, и я ясно вижу, что у меня есть. У меня достаточно. Мне не нужны еще сотни тысяч.
Нам нужны танки, нам нужны БТРЫ [бронетранспортеры], боевые машины пехоты. И нам нужны боеприпасы. Пожалуйста, обратите внимание, что я сейчас говорю не о F-16.
Адаптировались ли российские войска к himars [реактивным системам залпового огня американского производства]?
Да. Они ушли на расстояние, недоступное химарам. И у нас нет ничего более дальнобойного.
Можем ли мы поговорить о противовоздушной обороне?
Сейчас у нас соотношение составляет 0,76. Россияне используют этот коэффициент эффективности 0,76, когда планируют свои атаки. Это означает, что вместо 76 ракет они запускают 100. И 24 проходят через cистему ПВО и достигают своей цели. И что две ракеты делают с одной электростанцией? Она после этого два года работать не будет. Так что систему противодействия нужно создать.
Специалисты НАТО знают все, абсолютно все, вплоть до мельчайших деталей. Расчеты сделаны, и, слава Богу, все сдвинулось с мертвой точки. У нас уже есть несколько nasam [норвежско-американских систем противовоздушной обороны]. Недостаточно, но кое-что есть. Iris-t [немецкая система противовоздушной обороны] уже используется. Недостаточно, но кое-что есть. Их просто нужно увеличить. Нам нужны десятки таких.
Ваши союзники каким-либо образом удерживают вас от наступления на Крым?
Я не могу ответить на вопрос о том, сдерживаются они или нет. Я просто изложу факты. Чтобы добраться до границ Крыма, на сегодняшний день нам необходимо преодолеть расстояние в 84 км до Мелитополя. Кстати, для нас этого достаточно, потому что Мелитополь дал бы нам полный огневой контроль над сухопутным коридором, потому что из Мелитополя мы уже можем обстреливать Крымский перешеек теми же химарами и так далее. Зачем я тебе это говорю? Потому что это восходит к моему предыдущему замечанию о ресурсах. Я могу рассчитать, исходя из поставленной задачи, какой ресурс необходим для наращивания боеспособности.
Мы говорим о масштабах Первой мировой войны… Это то, что сказал мне британский генерал Энтони Радакин . Когда я сказал ему, что британская армия выпустила миллион снарядов в Первую мировую войну, мне сказали: «Мы потеряем Европу. Нам не на что будет жить, если вы выпустите так много снарядов». И когда они говорят: «Вы получаете 50 000 патронов», люди, которые пересчитывают деньги, падают в обморок. Самая большая проблема в том, что у них на самом деле этого нет.
С такими ресурсами я не могу проводить новые крупные операции, хотя мы работаем над одной прямо сейчас. Она уже в разработке, но вы этого пока не видите. Мы используем гораздо меньше снарядов.
Я знаю, что могу победить этого врага. Но мне нужны ресурсы. Мне нужно 300 танков, 600-700 БМП, 500 гаубиц. Тогда, я думаю, вполне реально добраться до рубежей 23 февраля. Но я не могу сделать это с двумя бригадами. Я получаю то, что получаю, но это меньше, чем мне нужно. Еще не пришло время обращаться к украинским солдатам так, как Маннергейм обращался к финским солдатам. Мы можем и должны захватить гораздо больше территории.
Что вы думаете о мобилизации России?
Мобилизация России сработала. Неправда, что их проблемы настолько серьезны, что эти люди не будут бороться. Они так и сделают. Царь велит им идти на войну, и они идут на войну. Я изучал историю двух чеченских войн — это было одно и то же. Возможно, они не так хорошо оснащены, но все равно представляют для нас проблему. По нашим оценкам, у них есть резерв в 1,2-1,5 миллиона человек… Русские готовят около 200 000 новых военнослужащих. Я не сомневаюсь, что у них будет еще одна попытка в Киеве.