Художник, анархист, теософ и суфий, шведский художник придумал это слово в 1904 году в защищиту ислама от западных предрассудков.
Новые религиозные движения внесли значительный вклад, непропорционально большой по отношению к числу их членов, в рождение и прогресс модернистского искусства. Среди многих художников, которые были спиритуалистами, теософами, розенкрейцерами или последователями других духовных движений—в список входят такие светила, как Пит Мондриан и Джакомо Балла, которые были членами различных ветвей теософии,—шведский художник Иван Агуэли является особым случаем. Он оставался малоизвестным за пределами узких кругов в течение десятилетий после своей смерти в 1917 году, но затем был удостоен в Швеции чести в виде музея в Сале, городе, где он родился в 1869 году, и даже изображений на марках Шведской почтовой службы.
«Анархист, художник, суфий»: Политика, живопись и эзотеризм Ивана Агуэли (Лондон: Блумсбери, 2021), сборник из 14 эссе и некоторых ключевых текстов Агуэли, под редакцией Марка Седжвика, одного из ведущих ученых эзотерического течения, известного как традиционализм, предлагает первую всестороннюю оценку на английском языке шведского художника и интеллектуала.
Это великолепная книга, знакомящая читателя по крайней мере с пятью разными «Агуэли», которые, конечно же, являются одним и тем же. Во-первых, анархист Агуэли, которого привлекла радикальная политика во Франции, куда он первоначально отправился изучать искусство, и познакомился с влиятельными лидерами анархистов, такими как Петр Кропоткин, которого он лично посетил в Лондоне. В 1894 году Агуэли заподозрили в соучастии в анархистском терроризме и арестовали в Париже, но его насилие было чисто словесным, и в конце концов он был признан невиновным. Позже он был вовлечен в незаконную деятельность, в том числе дважды выстрелил в 1900 году в испанского матадора, промахнувшись, но ранив бандерильеро ( участники испанской корриды, в ручную кидающие в быка маленькие острые стрелы «бандерильи», чтобы разозлить его), во время своей кампании против корриды. Это было частью пожизненной приверженности к правам животных, которая развилась после его встречи с французской феминисткой Мари Юо, на 22 года старше его, с которой у Агуэли сложилась тесная дружба, которая, возможно, включала или не включала романтический элемент.
Позже в жизни Агуэли отказался от политики, но политика преследовала его. Во время беспорядков во время Первой мировой войны в Испании, куда он был депортирован из Египта в 1916 году после ложного обвинения в том, что он был османским шпионом, он выглядел подозрительно для разных сторон и постоянно подвергался преследованиям, что, возможно, сыграло свою роль в его смерти. 1 октября 1917 года его таинственным образом сбил поезд под Барселоной.
Второй «Агуэли»-это духовный искатель, бывший членом различных духовных движений. В молодости он заинтересовался шведским мистиком Эмануэлем Сведенборгом и подружился с Адольфом Бойсеном, первым пастором недавно созданной Сведенборгской церкви в Стокгольме. В Париже он присоединился как к масонству, так и к Теософскому обществу. Как отмечают , этот выбор не был типичным для “маргинальной” среды, поскольку и теософия, и масонство в то время были довольно распространенными в Швеции.
Третий «Агуэли» – традиционалист. Роль шведского художника в развитии традиционализма противоречива. Еще одна книга 2021 года, Иван Агуэли: “Жемчужина на короне”, самостоятельно опубликованная Оливером Фотросом, прямо обвиняет Рене Генона, французского эзотерического мастера у истоков традиционализма, в том, что он скрыл ключевую роль Агуэли во введении его в ислам и плагиировал работы своего шведского коллеги, не цитируя его. Глава Марка Седжвика в книге “Анархист, художник, суфий” разъясняет, чем на самом деле Генон обязан Агуэли и как позже традиционалисты пытались преуменьшить роль шведского художника. Именно Агуэли передал Генону действительное суфийское посвящение. Именно через Агуэли Генон принял ислам в 1911 году, хотя он начал жить как благочестивый мусульманин только после того, как переехал в Каир в 1930 году. Без Агуэли, пишет Седжвик, возможно, «традиционализм мог бы оставаться сосредоточенным на даосизме и Веданте, а Генон, возможно, никогда не пошел бы по пути ислама после 1930 года»..
Четвертый «Агуэли»-художник. Книга ясно показывает влияние эзотеризма на его работы, его отношения с другими художниками-теософами и с книгами, излагающими эзотерические теории цветов. Даже суфизм проявился в том, что Симон Зоргенфрей называет «монотеистическими пейзажами Агуэли».” С другой стороны, взгляд Агуэли на искусство сильно отличался от более поздних традиционалистов, поскольку он не только ценил модернистские движения, такие как кубизм (который традиционалисты считали анти-традиционным и подрывным), но даже находил в них духовное измерение.
Иван Агуэли. “Город в холмах” (египетский пейзаж)
Читателей больше всего заинтересует пятый «Агуэли», обращенный в ислам и критик исламофобии, но это измерение можно понять только в разговоре с остальными четырьмя. Агуэли провел значительные периоды своей жизни в Египте. Хотя он, возможно, изначально смотрел на Восток взглядом востоковеда и задумал свою первую поездку как поиск экзотики подобно переезду Гогена на Таити, в 1898 году он принял ислам и стал на всю оставшуюся жизнь апологетом своей религии против западных критиков. Жил ли он в соответствии с предписаниями ислама в своей личной жизни-это вопрос, по которому свидетельства расходятся.
Агуэли выбрал мистический путь суфиев и был посвящен в Шазилийский тарикат египетским шейхом Абд ар-Рахманом Иллайшем, который также познакомил его с работами средневекового мистика Ибн Араби и алжирского религиозного лидера, борца против французского колониализма Абделькадера. Однако, в отличие от других европейских новообращенных, Агуэли, как и Генон, пришел к убеждению, что для того, чтобы следовать эзотерическому суфийскому пути, нужно также принять экзотерическую жизнь мусульманина.
Некоторые замечания Агуэли в защиту ислама против христианских миссионеров и рационалистических критиков, упомянутые в книге под редакцией Седжвика, звучат довольно наивно. Например, он утверждал, что, в то время как суфийские аскеты, которых он встречал, обычно были худыми и истощенными, католические монахи выглядели сытыми и толстыми, что вызывало сомнения в их духовности. Некоторые авторы книги критикуют его универсалистскую интерпретацию ислама, которая может быть еще одной замаскированной формой ориентализма.
Однако книга также обращает внимание на важность Il Convito/Al-Nadi, многоязычного журнала, издававшегося в Каире между 1904 и 1910 годами и созданного Агуэли совместно ситальянским независимым исследователем ислама и агентом разведки Энрико Инсабатои.
Именно в статье “Враги ислама”, опубликованной в Il Convito/Al-Nadi на итальянском языке в нескольких частях в 1904 году и воспроизведенной в английском переводе в книге, Агуэли придумал итальянское слово «исламофобия» задолго до его первого использования на французском языке в 1910 году и на английском языке в 1923 году. В этом тексте Агуэли различает различные виды исламофобии, одну христианскую, одну расистскую и одну рационалистическую, и показывает, как все они основаны на предрассудках и стереотипах. Однако шведский художник придерживается некоторых собственных стереотипов, утверждая, что плохая репутация ислама иногда связана с тем, что мусульман путают с “левантийцами”.” Последние, презираемые за их целеустремленное стремление к “деньгам и ничему другому” “всеми средствами”, на самом деле, по словам Агуэли, являются населением, состоящим в основном из ближневосточных христиан «и редко евреев», хотя некоторые египтяне-мусульмане, к сожалению, также стали похожи на “левантийцев” в их ошибочных попытках стать более “европейскими”.”
Тем не менее, роль Агуэли остается важной в качестве раннего примера того, как западный человек идентифицирует и осуждает исламофобию. Сегодня иногда утверждают, что слово «исламофобия» было придумано арабскими или турецкими мусульманами в их собственных геополитических целях. Книга показывает, что это было не так. Если и действовала политическая мотивация, то это была попытка итальянского правительства (на чью разведывательную службу работал Инсабато) изобразить Италию как друга ислама в оппозиции к другим колониальным державам, что останется мотивом в итальянской политике в течение нескольких десятилетий. «Исламофобия» – это слово, придуманное европейцами для критики других европейцев. Политические мотивы действительно сыграли свою роль, но нет никаких оснований полагать, что желание Агуэли защитить ислам не было искренним и искренним.
Автор- Массимо Интровиньи.
Источник – bitterwinter.org